История с Живаго. Лара для господина Пастернака

– Угощение-то ваше, Юра! – улыбаясь, бросила реплику Ольга.

– Вы меня совсем не знаете, а говорили со мной так откровенно, как с самым близким человеком. Если я что-либо в этом мире значу, я буду всеми силами желать вам счастья и исполнения всех ваших желаний.

Борис Леонидович протянул собеседнику руку.

– С Богом! Я буду помнить вас. Если вам повезет – непременно жду в гости.

Офицер ушел. Они остались вдвоем. Робко поглядывая на собеседника, Ольга стала рыться в недрах своей потрепанной сумочки.

– У вас сейчас странный взгляд. О чем вы думаете? – полюбопытствовал Борис Леонидович.

– Я думаю… где же вы были раньше в моей жизни?

Такой вопрос заставляет задуматься, даже если он чисто риторический…

Ольга, наконец, решилась, выудила из сумочки свернутую трубочкой тетрадку и резко, как человек, который бросается с обрыва, протянула руку вперед.

Борис Леонидович взял трубочку, развернул, прочитал детским почерком выведенные на обложке слова:

ИСПОВЕДЬ МОЕЙ ЖИЗНИ

Мог бы снисходительно улыбнуться, но не сделал этого – стал очень внимательно читать…

Чужая исповедь, как музыка, начинаешь вспоминать свое…

Ему мерещилось путешествие трамваем из Ленинского санатория домой, соревнование в вагоне двух девушек, вечер, когда взрывали храм Христа Спасителя, страшные ночные блуждания в облаках пыли…

Вспомнился внезапно тот участник вечера, который повстречался ему на вечеринке и задал вопрос о Есенине, а потом еще раз проплыл в лунатическом оцепенении по набережной. Но на этот раз Борис Леонидович не пошел дальше своим путем, а обернулся на несчастного и последовал за ним, по дворам да подворотням, в сумрачную московскую квартирку, видел, как тот пишет записку, затягивает узел петли, видел перепуганную Ольгу на пороге комнаты… Уже после всего, что произошло, замелькали, как в дурном сне, лица каких-то молодых мужчин, привиделось путешествие в заснеженный, обмотанный колючей проволокой лагерь смерти, где тропы обозначались замерзшими трупами людей…

…Оторвавшись от тетради, завороженный Пастернак воскликнул:

– Замечательно!

Он посмотрел на Ольгу с новым блеском в глазах; влюбленность, конечно, оставалась, но добавилось знание, которое отражало не то, что было в исповеди сказано, а нечто иное, чего сама Ольга пока не умела обозначить.

– Замечательно! Поразительно! – увлеченно продолжал поэт. – Ты похожа на летящую стрелу. Вот ты сорвалась с туго натянутого лука и летишь. Цели ты не знаешь. Все, встречающееся на твоем пути, лишено для тебя определенного смысла, все для тебя бесцельно и беспричинно. Имеются лишь поводы. Такая беспечность никак не объяснима. В тебе властвует некое мощное принуждение, отчаянная тревога измученной собою души. Ты меняешь обстоятельства, как больной меняет в жару подушки, ищешь прохлады, выздоровления… Но цель еще далека, и отсюда твой испуг и трепет. В общем, поздравляю: твоя душа – сестра душе Генриха фон Клейста!

Ольга сидела подавленная. Всего она ожидала: брезгливости, презрения, жалости, сострадания, но только не этого, непонятного. Это «в общем, поздравляю» было даже обиднее. И она не скрыла своей досады.

– И это все?!

– Я тебя чем-то огорчил?

– Я ожидала других слов.

– Я сам был причиной многих слез… по крайней мере, одной мировой войны… Какой же я тебе после этого судья?

– Ты все шутишь, – упрекнула Ольга.

– Ведь ты не произнесешь, что ждала прощения или какой-либо иной пошлости. Нет, причина в чем-то ином. Скажи, что тебе во мне не понравилось, когда я читал эту тетрадь. Только будь честной, как в этой своей исповеди!

– Мне не понравилось, как ты смотрел на меня. У тебя глаза стали, как будто глаза шпиона…

– Ну и ну! Потрясающе! Вообще-то, каждый поэт в своем роде шпион.

– Ты стал видеть во мне нечто такое, чего я сама о себе не знаю. Где-то я читала, что люди искусства – каннибалы, питаются всеми, кто попадается им на пути, в том числе и близкими им людьми… я понимаю, что для тебя я никогда не буду собой, а только тенью, переводной картинкой.

– Бог тебя накажет за такие слова, – тихо, как будто себе самому, произнес Борис Леонидович.

– Но я хочу, чтобы ты был счастлив, и чтобы твой ковчег поплыл над кукурузными полями, если так суждено.

Ольга шла в сторону дома… Мысли в голове прыгали и как будто боролись между собой, она даже не заметила, как оказалась возле подъезда. Дома ее ждали мама и дети: семилетняя Ирочка и пухлый кудрявый мальчик Митя. За спиной уже было столько ужасов: самоубийство Ириного отца, Ивана Васильевича Емельянова, смерть второго мужа, отца Мити, Александра Петровича Виноградова: он скончался в больнице, прямо у нее на руках…

Глава 7 Ожидание. Олеша

…А колесо встреч уже крутится, раскручивается все быстрее.

В тот вечер Ольга приходит на место свидания, за бронзовой спиной А. С. Пушкина, на четверть часа раньше. Остается несколько минут, чтобы посмотреться в зеркальце, подкрасить губы, привести себя в порядок.

Но на этот раз действие течет немного иначе. Едва она успевает распахнуть сумочку, ее зовут по имени…