История села Мотовилово. Тетрадь 12

Натешившись, Мишка с Панькой от Яшки отступили, оставив его валявшегося на земле. Яшку, полумёртвого втащили в Наташкину избу. Тёщенька встретила его аханьем.

— Эх, чай как Наташке-то его жалко. Не знай отудобит или совсем уж изойдёт! — вздыхала жалостливо Дарья.

— Отбрыкается, он живущий, — высказался Иван.

В избе Яшка, оправившись от побоев, с видом полумертвеца, валяющегося посреди пола, несколько остепенившись, угрожающе в адрес бивших его, проговорил:

— Даю клятву, если выживу, отомщу!

— Ну как твои дела? — участливо, с сожалением спросила, наклонившись к нему Наташка.

— Как-нибудь прозимуем! — многозначительно ответил он.

Наречённый Яшкин тесть Емельян бессловесно сидел на кутнике и почти не принимал никакого участья в этом грустном для Наташки деле; он не в пример жены Авдотьи, наречённой Яшкиной тёщи, с виду был спокоен, он без всякого сожаления к Яшке продолжал безмолвно сидеть на лавке с тайной думой про себя: «Видно, хорош дитятко! Хорошим зятьком бог наградил!»

Васька и крыша. Святки. В гостях у свата

И наступил 1929 год. Ох уж этот двадцать девятый, не последний ли год вольготной, самобытной жизни русского крестьянства, да и не последний ли год безмятежной жизни вообще всего русского народа… За два дня до Рождества Василий Ефимович был занят обыденными работами по хозяйству. Запрягши лошадь, прихвативши с собой Ваньку, он поехал в овин за соломой, которая спонадобилась на подстилку скотине. Отец кидает солому на сани, а Ванька, принимая от отца навильники подгнившей соломы, разравнивает её и уминает на возу. Пока отец занят подгребанием соломы на току овина, Ваньке делать нечего, он вглядывается издали в родной дом. Видит Ванька, как братишка Васька, забравшись на конёк своего высоченного двора, собирается ухарски съехать по крутизне крыши. Для благополучия, перекрестившись, он с шумом съелызнул по заснеженной крыши и уткнулся в мякоть снежного сугроба, намётанного у самого двора. Ваське, видимо, понравилось с замиранием сердца лететь с такой вышины, и он раз за разом влезал на крышу и снова съезжал по ней, подобрав под себя полы полушубка. Воз навит и увязан, Ванька с отцом поехали к дому. Отец, ни слова не разговаривая, шагает около лошади. Видимо, он занят мыслью о глодавшем его душу Минькином настойчивом желании отделиться из семьи. Отец, скрепя сердце, сдерживая себя от буйного сопротивления в этом деле, всё же решился и согласился на раздел семьи. Но внутренний червячок досады на то, что Минька его сын-первенец и любимец, не хочет жить в большой семье, в своём родном доме — под его крылышком, болезненно глодал его, не давая спокою, вызывая злобу. И сейчас, шагая рядом с возом, он, мысленно перебирая все семейные неурядицы, в душе сердился на то, что он, Василий Ефимович Савельев, всеми уважаемый труженик — семьянин, не может удержать свою семью от раздела. Это-то и возрождало в нём досаду и зло, которое искало повод на ком бы возместить его. При приближении к двору, отец заметил Ваську, стоявшего на самом верху двора:

— Да как тебя туда лукавый-то занёс! Слезай скорее, а то двину чем-нибудь и слетишь оттудава! — с бранью обрушился отец на Ваську, который, видимо, с довольством увлёкся катанием.

— Отец, а ты уйми Ваську-то, он меня не слушается. Я баяла, унимала его: перестань, а то отец забранит; а он залезает на самый конёк крыши и ёлызжет оттуда, того гляди голову сломит и портки-то чай косятся, — пожаловалась мать на Ваську за обедом.

— Я уж его и так поругал за это елызганье, одёжу бестолку рвать и лапти хлыстать понапрасну я не позволю, а если не послушается, башку размолочу! — с новыми угрозами напал отец на Ваську.

И мать, видя, что отец сверхзлобно обрушался на безобидную шалость Васьки, решила разговор перевести на другую тему.

— Ты бы, отец, встретил где-нибудь свата-то да поговорил с ним на счёт нашего раздела-то; уж не они ли со свахой, Миньку-то встрепыхнули на это.

— Я давно намереваюсь сам сходить к ним и поговорить на эту тему; так что сходить мне крайне необходимо. Я ещё давно пилу к нему для точки затащил, так что после праздника схожу обязательно.

Сидя за столом, за обедом, вяло пережёвывая постную пищу, как воды набравшая в рот ни слова не проронила сноха Анна, ни слова не промолвил и Минька. Прислушиваясь к разговору о нежелательной делёжки семьи отца и матери, Минька внутренне размышлял сам с собой: «Вы как хотите, а я надумал отделиться: не вечно же я буду в такой большой семье жить; пора своё хозяйство заводить; да к тому же я за станком тружусь, а Санька отлынивает: по курсам разъезжает!» — справедливо рассуждал Минька.

Василий Ефимович со своим сватом Герасимом жили не так, чтобы дружно, но и не ругались. Как-то в этом посте Василий понёс к свату свою пилу, чтобы тот поточил её, так как по этой части сват был искусным спецом. Принимая пилу, сват попросил у Савельева:

— Сват, будь добр, выручи меня деньгами с червонец, позарез мне на перевёрт деньги нужны.