История села Мотовилово. Тетрадь 12

— Да вот иду из гостей от свата, вот малость и подградусился! — с весёлой ноткой в голосе отшутился он.

— Где это ты столько время пробыл?! — с упрёком проговорила Любовь Михайловна, ставившему в угол пилу, Василию. — Обедня-то давно отошла, а ты где-то запропал, мы пождали, пождали, да без тебя и пообедали!

— А я после обедни-то обежал почти всех родных и всё по делу! У сватьёв был, пришлось немножко поскандалить и вон пилу от них захватил! — проговорил он, усаживаясь за стол, готовясь к обеду.

— И что ты с ними поскандалил из-за чего, со сватьями-то? — интересуясь о причине ссоры, спросила Любовь Михайловна, подавая на стол чашку с жирными щами из свинины.

Василий Ефимович, при Миньке и снохе не стал объясняться о причине спора, он нарочито перевёл разговор на другую тему.

— Эх, а ведь сегодня Святки начинаются! Девки поди-ка с ног сбились, готовятся! — между прочим, проговорил он, сникши над чашкой, хлебал он горячие щи.

Не повезло Паньке Крестьянинову в первый день Святок. Девки, сидевшие в келье у Анны Гуляевой, бесцеремонно выпроводили его на улицу, упрекая его нелестными словами: «Куда ты припёрся, мы чай тебе не ровня, ты молокосос, побудь дома!» С досады, снедаемый позором, Панька решил отомстить девкам. Во второй день Святок он тайно вымазал внутренность кельи жидким коровьим навозом, а сам поспешно удалился. Когда были обнаружены Панькины проказы, и по всей избе разошлась навозная вонь, негодующие девки были вынуждены келью закрыть на два-три дня для промывки и проветривания. Девки отмывали и скоблили стены, стирали занавески, зато Панька не появлялся сюда всю зиму.

Отсиживаясь дома, Панька был свидетелем неприятной семейной сцены. Брат его Мишка, отделённый уже от семьи, живший уже самостоятельно в своём доме в этот святочный вечер, напившись, решил посетить дом отца… Сначала тягостно проскрипели ступеньки высокого крыльца, тупо прошаркали ноги по сенному полу, потом зашарили руки, отыскивая в темноте дверную скобу, дверь расхлебанилась, в избе засквозило холодом. Клубы холодного воздуха, опередив вошедшего «гостя», резвыми псами прокатились по полу вперёд и тут же растаяли под лавкой. И тут в избу пьяно ввалился Мишка.

— Тятьк, я в гости к тебе, я пьяный, ты чай не выгонишь, ты чай узнаешь меня?! — несвязно бормотал еле державшийся на ногах Мишка.

— Это ослепшего Исаака можно было сыну его обмануть, а я ведь ещё зрячий и своими глазами вижу, что сын пришёл, — выдержкой из Библии встретил отец Мишку. — Только я вижу, ты не с добром пришёл ко мне в дом, а с какими-то претензиями. Ну-ка дыхни на меня, ведь пьяный, как непутная скотина, и табаку напоролся: пахнет, как ото пса! — обрушился отец на Мишку, страстно не любивший пьяных и курильщиков. — Уж если ты сам себе не рачитель, то и для отца с матерью недоброжелатель! — укорял он сына, глядя на него, как Мишка пьяно шарахается из стороны в сторону, того гляди чего-нибудь уронит и свалит стол. — Что налил зенки-то, как свинья не чуешь и ничего не соображаешь! Вот и валандайся с тобой, как с бесчувственной скотиной! Вали, валяй надругайся, а после опомнишься.

— Тятьк, прибавил бы мне к наделу-то хоть лукошко, покойный дедушка мне его обещал! — высказал Мишка претензию отцу.

— Прощенья просить будешь, а я тогда погляжу, простить тебе или нет! — продолжал с досадой наговаривать отец, видя, что Мишка нарочно кобенячится, шарахаясь по избе из стороны в сторону.

— Тятьк, может, я чем досадил тебе, может чем обидел? — привередливо спрашивал он отца.

— Сам разумей и кумекай, обидел или нет ты меня! — обидчиво ответил отец. — А ты сам-то можешь ли различать, что в добро, а что и в обиду?

— Конечно, могу! — бормотнул Мишка.

— Ну, так вот, тогда сам и разумей, что всего труднее богу молиться да около детей кормиться! — упрекнул отец Мишку. — А непочтенье отца с матерью самоубийству подобно! Всех гордость и непочтение обуяло! Совсем обасурманились! — назидал отец Мишке. — Видишь ли, он к отцу в гости пришёл! Напоролся где-то до свинства, и в гости! А я-то бывал у тебя хоть раз в гостях-то? Я не знаю у тебя как вороты открываются и чем они заперты, — обидчиво высказал отец Мишке.

— А не знать, чем у меня ворота запираются, это для тебя же лучше, — нагло и вызывающе бросил отцу Мишка.

— Да ты что?! С ума спятил что ли? С ним тут валандайся, а он ещё с угрозами отцу. Ах ты блудный сын! Паньк, давай его вытурим наружу!

До сего времени молча сидевший Панька наблюдал за наглым поведением Мишки, вскочив с места, разъярённо накинулся на Мишку, собрав крепнувшую свою юношескую силу, он упористо попёр Мишку из избы, поддавая ему кулаками по лицу. Панька злобно столкнул Мишку с крыльца. Чуть опамятавшийся Мишка конфузно побрёл домой, отирая тёкшую из носа кровь.