История села Мотовилово. Тетрадь 17 (1932-1934 гг.)

И они под самый вечер двинулись пешком, отсчитывая шпалы: верста больше, верста меньше! Выйдя из села Ломовки, ночь опустилась на землю тёмная и хмурая, сверху напрашивался дождь. В темноте сбившись с дороги, друзья направились бездорожно — наугад. В овраге Осиновке они наткнулись на горящий костёр, около которого бесчувственно спали два человека. Любопытство пересиливало страх. Гришка с Ванькой к спящим подошли вплотную, чтобы рассмотреть их, но они не почувствовали и продолжали громко храпеть. Во избежание неприятностей, друзья не стали будить незнакомцев, а поспешно удалились от них, имея направление в сторону, где предполагалось нахождение села. Но темень не позволяла разглядеть что-либо вдали. В довершение неприятностей, небо стало ещё сильнее заволакиваться тёмными тучами, закрапал дождь, а вскоре он хлынул ливнем. На счастье ребят, на Мотовиловской колокольне ударили двенадцать раз. Ребята, воспрянув духом, рысью побежали к селу.

К плохому виденному в Арзамасе Ванька отнёс и то, что ему лично, своими глазами, пришлось наблюдать, как сбрасывают колокола с церквей и ломают их, а в Соборе открыли музей. Ванькина память выхватывала из общего вороха впечатлений отдельные обрывки виденного, подсовывала яркие виденные им сценки с подробностями разговора участвующих в этих сценах людей, в частности, случай, происшедший с ним в зале Зимнего театра, где при большом количестве людей на сцене во время показа гипнотических номеров однокурсник Ванька Шалашов крикнул в зал похабное словцо!

Во время бесшабашного познания наук Ванька с Панькой как-то в зимнее время решили из льдины вытесать линзу — большое увеличительное стекло, при помощи которого они мечтали зажечь солому для костра. Из затеи ничего у них не получилось. Изучая пение петуха, Ванька однажды за час насчитал: петух пропел 60 раз! Считая фотографирование большим чудом, Ванька, скопив денег, купил фотоаппарат и стал снимать в селе ребятишек, но из-за немудрящих знаний в этом деле у него редко получались сколь-нибудь сносные снимки. Но в народе был разговор:

— Вот ведь затейник нашёлся!

— А видать Ванька-то Савельев большой выдумщик!

— Он у нас волшебник, чего только не придумает! — вторила людям и Ванькина мать Любовь Михайловна.

— В голове у него бездна премудростей, он проказник и выдумщик! — говаривала и покойница бабушка Евлиния.

Ради шутки и забавы Ванька отыскивал свою звезду на небе.

По окончании учёбы в Арзамасе Ваньку послали отрабатывать по дорожному строительству в город Уржум, где он пробыл всего-навсего две недели. По приезду из Уржума, Ванька вместе с отцом стал в лесу тесать египетскую балку, но через неделю случился пожар на Западной улице, где Ванька обжёг себе руку, эта работа на всё время прервалась. После того, как рука поджила, Ванька съездил в Арзамас, где в школе ему дали направление на работу в Константиновский район. Живя в селе Тепелеве, Ванька работал там два месяца по той же специальности — строил грунтовые дороги.

Хоть и исключили отца из колхоза, но Саньке и Ваньке, как комсомольцам, разрешали работать в колхозе. Так Ванька работал в поле: жал рожь, косил вику, рыл ямы под зернохранилище, работал с плотниками. 27-го августа, того же 1933 года в правах колхозника восстановили и отца, так как Санька, пользуясь авторитетом, хлопотал об этом, что и увенчалось успехом.

— Вот она когда правда-то восторжествовала! — обрадованно провозгласил Василий Ефимович.

Возмужание и знакомство с Наташкой

С января этого 1933 года Ваньке попёр восемнадцатый год, он вступил в горячую пору зрелого юношества, характерного тем, что на лице его появились признаки усов и бороды, хотя бритва ещё не касалась этой его лицевой флоры, навсегда попрощавшись с золотым детством и отрочеством. Саньку к осени этого года забрали в Красную Армию, и Ванька в семье Савельевых встал на место Саньки, на место первосортного жениха. На колхозном конном дворе, который всё ещё находился во дворе Савельевых, ночным сторожем был поставлен Николай Ершов. Проказницы Анка и Наташка решили подшутить над простаком Николаем. Вечерней августовской порой, когда уже совсем стемнело, во двор к Николаю, где он около немудрящей постели конюхов дремотно клевал носом, потайно подошли и присели к нему эти две насмешницы и поздоровались с ним.

— Здорова, Николай Сергеич!

— Здравствуйте! — с наивностью в голосе отозвался Николай.

— Сторожишь?

— Сторожу! — по-простецки ответил он.

— А мы к тебе!

— И зачем же вы ко мне пожаловали? — не предвидя никакого подвоха, осведомился Николай.

— Ты рай не знаешь, зачем мужики к бабам ходят и бабы к мужикам, затем и мы к тебе пришли, — едва сдерживаясь от смеха, проговорила Анка, а сама готова была разразиться задорным смехом, щёки её были напряжены до предела, только густая дворная темнота могла скрыть всё это.

— Ну тогда просим милости! — по-петушиному воспрял от дремоты Николай, почуяв такую набежавшую на него лакомую добычу.

— Только нас две! — предупредила Анка.

— Ну и что ж, что две, обеих обслужу! — яро встопорщился Николай.