До начала X века его потомки наследовали ему без всяких затруднений, и между Кайруаном и Багдадом никогда не было крупных конфликтов. Халифы, которые, особенно к концу существования династии, стали вмешиваться в споры эмира с жителями Туниса, довольствовались в большинстве случаев формальным осуществлением прав сюзерена и воздерживались даже от утверждения в правах новых эмиров. Что же касается Аглабидов, престиж которых среди арабских воинов повышался благодаря полученным от халифа полномочиям и которым их лояльность позволяла прибегать к аббасидским субсидиям, то они никогда не предпринимали попыток разорвать мало беспокоившие их узы.
Расширение власти Аглабидов.
Эти властители господствовали над Ифрикией, страной оседлых, точные границы которой, если они и были, нам неизвестны. На юго-востоке под их властью был Триполи, ближайший пригород которого находился в руках ибадитов Джебель-Нефусы, контролировавших ведущую к городу узкую прибрежную дорогу. Лишь неожиданный конфликт позволил эмиру сокрушить этого грозного врага (896 год); на юге обескровленный Джерид частично являлся хариджитской территорией, но был полностью умиротворен; на юго-западе в отдаленных провинциях Заб и Ходна повиновение Кайруану до 865 года поддерживалось активным и лояльным арабским меньшинством: на дорогах, ведущих к Забу, расположились почти полностью независимые гарнизоны, которые и обеспечивали их безопасность; Орес, естественно, составлял враждебный блок, где хариджизм восторжествовал в своей крайней форме наккаризма, расчищавшего путь мутазилитскому рационализму; брожение в Оресе побуждало эмира благоразумно держаться в стороне, довольствуясь чисто теоретической властью; наконец, на западе от Аглабидов зависели Бон, а также страна суровых котама, которых держала в повиновении крепость Белезма; в действительности, однако, Малая Кабилия, как и Орес, ускользала из-под власти Аглабидов.В собственно Ифрикии эмир без больших затруднений осуществлял свою власть в прибрежной зоне от Габеса до Суса, в Камуде — на юго-востоке между Кайруаном, Гафсой и Тебессой и в районе между Кайруаном и Тунисом. Это была страна горожан, достаточно арабизированных и правоверных. Однако эмиру приходилось считаться с берберскими племенами Северо-Запада, ближайшими соседями котама, и с смешанным населением Северо-Востока, цивилизованным, но независимым. Да и жители Кайруана и Туниса не были особенно склонны к строгому повиновению.
Большинство, разумеется, составляли обращенные в ислам берберы; но многочисленны были и потомки арабских завоевателей — быть может, сто тысяч человек. Не исчезли также и христиане, то есть берберы, давно обращенные в христианство, или потомки римлян, объединявшиеся под общим названием африканцев (афарик). Благодаря своей традиционной культуре и несмотря на междоусобные споры, они по-прежнему играли довольно значительную роль. Встречались также, согласно аль-Якуби, румийцы, то есть остатки византийских гарнизонов былых времен, постепенно ассимилированные местным населением. В городах евреи, главным образом врачи представляли интеллектуальную элиту. Христиане и евреи, видимо, не слишком страдали от контакта с мусульманами. Зато арабы, даже самого низкого происхождения, питали отвращение к берберам-мусульманам. Хариджизм доставил завоевателям много неприятностей, чем и объясняется их все возраставшая берберофобия; понятно поэтому, что аскет Бохлуль устроил большой пир, когда получил доказательство, что он араб на все сто процентов.
Благочестивое общество.
Мы можем составить себе достаточно правильное представление о мусульманском обществе Ифрикии не столько по бесцветным хроникам, сколько по так называемым «табакат» — книгам, имевшим целью фиксировать условия, в которых происходила передача хадисов, составлявших священный обычай (сунна). Одна из наиболее древних книг, «Классы ученых Ифрикии», дает нам массу интимных картин, которые позволяют получить конкретное представление о жизни в Кайруане.Атмосфера Ифрикии, как и атмосфера всего мусульманского мира IX века, перенасыщена благочестием. В берберской массе, которой претят полумеры, это благочестие доходит до предела, и те, кто посвятил себя ему, играют в обществе выдающуюся роль. Какова бы ни была среда, из которой они вышли, люди религии вызывают уважение и восхищение этого народа, который с конца VIII века переживал кризис аскетизма. «Святой муж» Бохлуль, который настолько презирал свое бренное тело, что никогда не раздевался и превратил отхожее место в помещение для проповеди, своими самоистязаниями и своей суннитской непримиримостью был известен вплоть до Самарканда.
Движение усиливается при первых Аглабидах. Многие мусульмане ощущают потребность уйти навсегда из мира или, чаще всего, уединиться в пограничных крепостях, рибатах, — средоточии горячих молитв и боевой готовности.