Абу-ль-Касим.
Как гласит легенда, махди предвидел, что хариджитская буря пронесется над всем Магрибом, но разобьется о стены Махдии. После некоторых волнений, предвещавших ненастье, начался ураган, который обрушился на страну в царствование его сына Абу-ль-Касима аль-Кайма (934–946 годы). Новый халиф принимал непосредственное участие в империалистической политике своего отца; он брал Константину и Триполи и возглавил два похода против Египта. Придя к власти, он тотчас же предпринял третью попытку покорить эту страну; начавшись взятием Александрии, эта попытка закончилась новой неудачей. Халиф бросил своих корсаров на берега Прованса и на некоторое время занял Геную. В Магрибе он легко справился с лжесыном махди, разделался с Мусой ибн Абу-ль-Афией, перешедшим к Омейядам, передав его земли Идрисидам, и подавил восстание в Тахерте.Абу-ль-Касим, очевидно, был храбрым и суровым правителем, постоянно ищущим сражений. Фанатичный шиит, он к тому же был властолюбив. Еще при жизни отца, говорит Ибн Хаммад, все донесения и грамоты о назначении на должности посылались на его имя; к нему же адресовались жалобщики и доверенные. Стремясь поразить воображение народа, он в соответствии с обычаями, которые еще не проникли, в Берберию, приказал, чтобы всадник держал над его головой зонт, «похожий на щит, поднятый на острие пики… весь состоявший из драгоценностей и столь дорогих камней, что вызывал всеобщее восхищение и очаровывал взоры» (Ибн Хаммад).
В фатимидской администрации, вероятно, сохранилась, а быть может и усилилась, та беспощадность, которая была присуща ей в то время, когда Абу-ль-Касим активно участвовал в государственных делах на правах наследника престола. Но грозным было пробуждение угнетенных.
Восстание Абу Язида.
Душой восстания был один зенатец, родом из Джерида, Абу Язид, по прозвищу Сахиб аль-химар («человек на осле»); родился он около 885 года, очевидно, в Судане, где его отец занимался торговлей. Этот жалкий хромой обладал необыкновенным темпераментом агитатора; своей лихорадочной проповедью ему удалось поднять Магриб и подвести династию Фатимидов к катастрофе. Он отнюдь не был невеждой. «Как только он возмужал, — пишет Ибн Хаммад, — он стал изучать догматы ибадитов и изучил их настолько хорошо, что стал в секте одним из самых искусных докторов права и диалектики». Разумеется, Абу Язид примкнул к наккаритам, самым суровым и самым непримиримым из магрибских хариджитов.Апостольство было у него в крови. Обучая Корану в Тозере, он использовал свое влияние на детей, чтобы призывать их к свержению махди. Его проповедь в Дже-Риде оказалась настолько успешной, что обеспокоила шиитские власти, и ему пришлось уйти в самый центр Хариджизма — Тахерт, где он продолжал заниматься преподаванием.
Особенно широкий размах его проповедь приняла после смерти махди. Верхом на сером осле, окруженный четырьмя сыновьями и женой, которую он также обратил в свою веру, одетый, как человек из народа, в простую джеллабу, он подавал пример самого сурового аскетизма; Абу Язид путешествовал по Среднему Магрибу, убеждая берберов прогнать Фатимидов и заменить их советом вероучителей, или, согласно терминологии, принятой в хариджитских государствах, советом шейхов.
Эта революционная пропаганда, которая открывала перед бедствующим пролетариатом светлую перспективу достойного и справедливого правительства из его среды и призывала правоверных создать его с помощью оружия, имела огромный успех, особенно в Оресе. Непримиримость Абу Язида дополнялась ясным пониманием политической необходимости. Он вел, правда безуспешно, переговоры о помощи с кордовскими Омейядами и использовал трусливый маликизм кайруанцев, чтобы временно привлечь их на свою сторону. Религиозная оппозиция нашла наконец случай проявить себя.
Сахиб аль-химар быстро завоевал Ифрикию. Его отряды и он сам были безжалостны. Абу Закария рассказывает об этих ужасах, творимых «врагом Аллаха», как бы между прочим, но с избытком довольно подозрительных подробностей, полученных от одного умеренного ибадита, озлобленного экстремистами.