В противоположность мусульманским летописцам Ибн Халдун склонен определять ценность источников, исходя из рациональных, а не религиозных критериев. Он не довольствуется перечислением фактов, а стремится их понять и по возможности объяснить. О достоверности показаний письменных источников или о значении труда как основы богатства он высказывает такие взгляды, какие кажутся нам обычными для историков или экономистов XIX века, но которые удивительны для человека, писавшего в XIV веке. Он напоминает не своего современника Фруассара, а скорее Макиавелли или Вико. Он имеет даже представление об исторической эволюции, выведенное из наблюдений за современными ему событиями. Обратив внимание на сосуществование пустынь и плодородных районов — одни с кочевым населением, другие с оседлым, — он вывел заключение, что кочевая жизнь предшествует жизни оседлой и порождает ее. Кочевники, простые и непорочные, всецело преданные интересам рода и племени, благодаря своим военным способностям совершают завоевания, которые их обогащают, но одновременно и развращают; потом их сметает другой народ, примитивный и смелый. Именно у кочевников существует солидарность и преданность интересам коллектива (асабийя) — движущая сила государства. Их моральные качества выше, чем у развращенных и вырождающихся горожан. История показывает, что государства рождаются, развиваются и умирают, проходя через пять стадий развития на протяжении жизни трех поколений, то есть на протяжении 120 лет. Э.-Ф. Готье обратил внимание на презрительное отношение Ибн Халдуна к земле, крестьянину, горожанину и на биологические и генеалогические концепции этого гениального историка, которому-де был чужд географический субстрат истории.
Эту пессимистическую философию отношений между кочевниками и оседлыми ему внушил скорее Магриб, чем Аравия. И не случайно часть его всеобщей истории, которая была выделена и переведена де Сляном под придуманным им заглавием «История берберов», остается основным источником, особенно по XIV веку, когда образовались государства — наследники альмохадской державы. При этом замечательный ум Ибн Халдуна и живая оригинальность его взглядов дополняются свидетельствами из первых рук, поскольку историк был также ближайшим сотрудником многих государей, историю которых он рассказывает.
Абу Закария (1229–1249 годы).
Из трех династий, которые делили и оспаривали друг у друга Берберию, династия Хафсидов первой объявила себя наследницей власти и традиций отживающего свой век альмохадского халифата. Новое государство пользовалось, особенно в XIII веке, реальным престижем, но не смогло помешать упадку Ифрикии, где соперничество и мятежи арабских племен поддерживали состояние беспокойства и ускоряли всеобщее разорение. Его история была исследована самым всесторонним и исчерпывающим образом Р. Бруншвигом в его двухтомной работе, озаглавленной «La Веrberic orientale sous les Hafçides, des origines а la fin du XVe siecle».Итак, если вы помните, победив на юге Туниса мятежника Яхью ибн Ганийю, альмохадский халиф ан-Насир в 1207 году доверил управление Ифрикией одному из сыновей шейха Абу Хафса Омара аль-Хинтати; этот наместник управлял страной, повинуясь до самой своей смерти (1221 год) альмохадам; после него правили наместники из рода Муминидов. В 1226 году халиф аль-Адиль снова назначил в Ифрикию Хафсида; однако тот отказался признать нового халифа аль-Мамуна и был отрешен от должности в пользу своего брата Абу Закарии Яхьи, бывшего в то время наместником в Габесе.
Сын первого хафсидского правителя Ифрикии и внук знаменитого шейха Абу Хафса, этот молодой человек, в возрасте примерно 26 лет, имел за собой славу семьи и престиж отца, защищавшего Ифрикию против Ибн Ганийи; к этим унаследованным от предков козырям он присоединил высокую культуру, недюжинное самообладание и расчетливую смелость.