История сироты

Я возвращаюсь к двери, чтобы забрать Тео у Люка. Пытаюсь положить Тео в руки Астрид. Обычно ей так хорошо с ним, но сейчас она отмахивается от него.

– Астрид, нам надо организовать все для герра Нойхоффа, – начинаю я. – Нам нужно будет, конечно же, отменить ближайшее представление. Но потом надо будет выступать снова. Ты согласна со мной? – Я слышу в своем голосе жалобный тон, я хочу, чтобы она взяла все в свои руки, как обычно. Однако она сидит неподвижно, в ней не осталось силы воли. Мои глаза наполняются слезами, они стекают вниз. Я так хочу быть сильной ради нее, но ничего не могу с собой поделать.

– О, Астрид, я просто не могу поверить, что герра Нойхоффа больше нет. – Хотя я знала его всего несколько месяцев, он был мне как отец гораздо в большей степени, чем мой родной.

– И не только его, – резко отвечает она.

– Да, именно, – отвечаю я поспешно, вытирая глаза. Я не имею права плакать перед ней, когда она потеряла гораздо больше, чем я. – Но мы не должны терять надежды. Петр вернется. – Она не отвечает.

Вдруг ее лицо бледнеет. Она ложится, хватаясь за живот. Затем она отворачивается к стене и издает стон. Это не просто горе, понимаю я, это боль. Теперь я вижу небольшое пятно крови под ней, просочившееся через ее юбку на простыню.

– О, Астрид, твой ребенок! – кричу я, в панике выдавая ее секрет. Пятно становится больше на моих глазах. – Я пойду в город, найду доктора.

Она качает головой, отказываясь.

– С этим ничего не сделаешь, – отвечает она. – Слишком поздно.

– Кто-то должен осмотреть тебя, – возражаю я. – Позволь, я позову хотя бы Берту.

– Я просто хочу отдохнуть. – Когда она поняла, что с ней происходит?

– Мне так жаль… – Я ищу подходящие слова. – Я знаю, каково это, терять ребенка. – Но мой ребенок хотя бы смог родиться, не знаю уж, к счастью для него или к несчастью.

– Это к лучшему, на самом деле, – мрачно говорит она. – Я все равно не смогла бы стать хорошей матерью.

– Это не так, – возражаю я. – Я видела тебя с Тео и знаю, что это не так.

– Как ты могла заметить, я мало подхожу на роль заботливой матери.

– Матери бывают разными, – говорю я, пытаясь помочь, но в то же время чувствую, что делаю только хуже.

– Без ребенка я могу спокойно выступать или делать то, что захочу, – говорит она, словно пытаясь убедить себя. Она перекатывается на другой бок, лицом ко мне. – Того, что случилось, уже не изменить. Она смотрит мне за спину, и ее глаза расширяются. Я оборачиваюсь и вижу Люка, он неуверенно стоит в дверях вагона, не решаясь зайти, не хочет покидать меня после всего, что случилось.

– Что он здесь делает? – спрашивает Астрид.

– Астрид… – Я пытаюсь найти объяснение тому, почему Люк здесь, несмотря на то что я поклялась ей, что больше не буду с ним видеться. Но не нахожу.

– Как удобно, забрал тебя прямо перед арестом, – выплевывает она на французском, чтобы Люк тоже слышал. – Он, видимо, знал, что произойдет.

– Нет! – восклицаю я. Люк бы не предал нас. Я жду, что Люк скажет что-нибудь, начнет отрицать обвинение, защищать себя. Но он молчит. Недоверие Астрид передается мне. Люк видел номер Петра и даже предупредил его, что это навлечет на него беду. Я вспоминаю слова Люка в ту ночь, когда он приходил в цирк: «Они арестуют тебя…» Это было просто предположение, или он знал, что это случится?

– Это все его вина! – заводится Астрид, выплескивая на него всю свою ярость и горе. Мне хочется сказать ей, что это Петр, а не Люк, виноват в том, что продолжил выступать со своим номером даже после того, как герр Нойхофф запретил его. Но сейчас нельзя говорить об этом. Это только ухудшит ситуацию.

Люк поднимает ладони, сдаваясь, он не хочет ссориться. Он выходит из поезда и скрывается в тени. Я сажусь рядом с Астрид и обнимаю ее. Даже если Люк невиновен, это из-за него я не могла быть здесь, рядом с Астрид, когда была нужна ей. Она неистово сопротивляется. Потом она закрывает глаза и становится такой неподвижной, что мне приходится проверить, дышит ли она. Вдруг на меня накатывает осознание, сколько потерь она пережила: герр Нойхофф, ее ребенок, Петр, всех отняли у нее за одну ночь.

Или нет. Я смотрю на дверь поезда.

– Подержи его, – говорю я Астрид, крепко прижимая к ней Тео.

Я иду к двери и делаю шаг по лестнице, но не вижу Люка. Возможно, он ушел. Через секунду он выходит из тени.

– Она в порядке? – спрашивает он.

– Я не знаю, – говорю я, борясь со слезами. – Она потеряла все.

– Мне так жаль, – говорит Люк. – У меня ощущение, что это действительно моя вина.

– Что ты имеешь в виду? – От ужаса у меня стягивает желудок. Неужели Астрид все-таки права?

– Отец жаловался на цирк неделю назад или около того, – медленно начинает Люк. – Он сказал, что он приносит одни беды. Я рассказал ему, как я предупредил Петра о его номере, сказал ему, чтобы он больше с ним не выступал. Думал, что это поможет. Но, кажется, от этого он только еще больше разозлился.

– Петр сам решил выступать с этим номером, – отвечаю я. – Это не твоя вина.

Люк качает головой.