История Сицилии

В целом Сицилия, как кажется, была довольна своим новым господином. Народ не роптал, когда Хуан налагал финансовые контрибуции ради войны против мавров Гранады; фактически за двадцать один год его правления сицилийцы возразили лишь однажды – в 1478 году, когда Хуану срочно потребовались деньги для продолжения войны против турок. Король и вице-король полностью отдавали себе отчет в том, что сицилийцы не разделяют их враждебности по отношению к Османской империи, что островитяне охотно торгуют с турецкими купцами, когда подворачивается возможность; несмотря на все убеждения – и, надо думать, монарх не стеснялся прибегать к угрозам – островной парламент упорно стоял на своем. Вице-король работал над несостоявшимся соглашением столь усердно, что его стали отождествлять исключительно с этой сделкой, а потому в итоге пришлось его заменить. Эта маленькая история заслуживает пересказа по единственной причине: она показывает, что сицилийский парламент – к изумлению короля и, вполне вероятно, своему собственному – был способен при необходимости проявлять своеволие. Продолжай он и далее поступать так же, из него мог бы, пожалуй, вырасти ответственный и дееспособный орган власти, но увы…

Вступление на трон Фердинанда, сына Хуана, в 1479 году имело огромное историческое значение, так как Фердинанд был женат на королеве Изабелле Кастильской. Этот брак объединил два королевства и создал третье – само Испанское королевство. Сицилия благодаря этому лишилась и той малой значимости, какой еще обладала. Но худшее ожидало впереди. В 1487 году на остров прибыли первые члены страшной испанской инквизиции. Фердинанд и Изабелла создали инквизицию в 1481 году с благословения папы Сикста IV, и она действовала под непосредственным контролем «католических монархов»[95]. Главной ее обязанностью было следить за соблюдением правил вероисповедания среди тех, кто лишь недавно обратился в христианство, будь то из иудаизма или из ислама; после королевских указов 1492 и 1501 годов, которые требовали от иудеев и мусульман креститься или покинуть страну, хватка инквизиции стала жестче. Мало кто из новообращенных спокойно спал в своей постели – они опасались обвинений в том, что тайно соблюдают прежние обычаи (в наказание полагалось сожжение на костре).

Введение инквизиции и указы об изгнании больно ударили по Сицилии. Мусульманское население, которое когда-то составляло большинство на острове, теперь было относительно небольшим, зато иудеев хватало; в крупных и малых городах их насчитывалось более одной десятой населения. Причем остров нуждался в них: они торговали, ткали, работали по металлу, занимались врачеванием и, конечно же, ростовщичеством. Врачи, как правило, пользовались популярностью в народе, чего не скажешь о ростовщиках; когда в середине столетия процентные ставки поднялись выше десяти процентов, на острове периодически фиксировались вспышки антисемитизма. Тем не менее граждане Палермо обратились к Испании от имени сицилийских иудеев: мол, те не наносят никакого ущерба, поэтому позвольте им остаться. Эта просьба не была услышана.

История знает немало случаев преследования евреев, и в каждом эпизоде страна, устроившая гонения, заканчивает нищетой. Испания и Сицилия не являются исключением. Мы не знаем точное число пострадавших – сколько евреев решили эмигрировать, чтобы не отвергать веру, а сколько «обратилось»; впрочем, известно, что новообращенные тоже потеряли большую часть своего имущества, и даже крещение не спасало от инквизиции. Но, каковы бы ни были пропорции, не подлежит сомнению, что Сицилия – подобно нацистской Германии в последние годы рейха – потеряла огромное количество своих самых квалифицированных, талантливых и умных граждан. Это не могло не сказаться на экономике.