Другая, отчасти тревожная тенденция дала о себе знать в первом десятилетии шестнадцатого века; речь об устойчивом укреплении королевской власти. Более двух столетий бароны пользовались почти абсолютной свободой на острове. Благодаря коррупции, пренебрежению властей своими обязанностями или (довольно часто) стечению обстоятельств многие из них владели поместьями, которые формально принадлежали короне, и уже давно забыли (с позволения монарха) о своем феодальном долге. Но эти славные деньки близились к концу. С каждым годом становилось все более очевидным, что король Фердинанд постепенно усиливает давление. Это подтвердилось в 1509 году, когда вице-королем назначили военачальника по имени Уго Монкада, который намеревался покорить Северную Африку и воспринимал Сицилию как наилучший плацдарм. Бароны возненавидели его с самого начала. Мало того, что он не проявлял к ним никакого уважения; по прибытии на остров он провел исследование юридической обоснованности владения землей – и во многих случаях получил весьма примечательные результаты. Последовали аресты, зачастую оборачивавшиеся лишением свободы; наделы конфисковывались, в том числе и те, которыми официально владела церковь. Инквизиция между тем делала свое присутствие на острове все более ощутимым, особенно после того, как жертв начали сжигать заживо на городских площадях.
Смерть Фердинанда в январе 1516 года привела к бунту. Бароны спрашивали друг друга, означает ли кончина короля, что ненавистный Монкада автоматически лишился своих полномочий? Никто не мог сказать наверняка, но, когда вскоре Монкада распустил парламент, который сам недавно созвал, некоторые парламентарии снова собрались в Термини, уже по собственной инициативе. Здесь в очередной раз были продемонстрированы робкие зачатки независимости; но прежде чем успели принять сколько-нибудь важное решение, произошло событие гораздо большего масштаба – народная революция в Палермо. Когда толпа принялась стаскивать пушки с городских бастионов и направлять их на дворец вице-короля, Монкада бежал в Мессину. Здание разграбили, уцелевшие архивы сожгли.
Жители Мессины, от которых всегда можно было ожидать противодействия Палермо, оказали перепуганному вице-королю радушный прием и заверили его в своей полной поддержке. Он понимал, однако, что никогда не сможет вернуться в столицу, и потому направил депешу новому королю Карлу[96]
, рекомендуя назначить итальянца в качестве своего преемника. Карл последовал этому совету и выбрал неаполитанского дворянина, графа Монтелеоне; но если он думал, что граф сумеет установить мир на острове, его поджидало разочарование. После кратчайшего затишья революция взбурлила заново, ее возглавил обедневший дворянин по имени Скварчалупо; и вторая вспышка насилия оказалась хуже первой. Вскоре Монтелеоне, в свою очередь, пришлось искать убежища в Мессине, но кое-кому из его окружения не повезло: их сперва кастрировали, а затем вышвырнули на улицу из окон дворца. Скварчалупо удавалось контролировать чернь на протяжении недели или двух, но потом его убили во время мессы, и восстание утихло. Монтелеоне вернулся в Палермо и покарал зачинщиков столь же жестоко, как поступил бы Монкада. Третье, инспирированное французами восстание в 1523 году тоже не принесло успеха; тела вожаков подвергли четвертованию и выставили в железных клетках в дворцовых окнах. Эти семилетние волнения доказали только, что сицилийцы никогда не смогут всерьез сопротивляться Испании. Им недоставало единства и дисциплины, а также любых позитивных или конструктивных идей относительно той власти, какую они хотели бы иметь. Вдобавок сила Испании к тому времени намного превосходила сугубо испанскую – она олицетворяла силу Священной Римской империи.Карл Габсбург, родившийся в 1500 году в семье сына императора Максимилиана Филиппа Красивого и дочери Фердинанда и Изабеллы Хуаны Безумной, не унаследовал никаких достоинств своих родителей. Обликом он был нескладен, с характерным «тяжелым» габсбургским подбородком и торчащей нижней губой; еще он страдал жутким заиканием и постоянно брызгал слюной на собеседников. Он был начисто лишен воображения и не имел собственных идей; словом, мало кто из правителей в истории отличался подобным отсутствием привлекательности. Выручала разве что врожденная мягкость и, когда он стал старше, прозорливость и твердость принципов. Вдобавок он прославился чрезвычайным, пусть неброским, упорством, изводил тех, кто выступал против него, непримиримой решительностью и упрямством. Будучи по определению наиболее могущественным государем цивилизованного мира, он никогда не управлял своей империей так, как его современники Генрих VIII Английский и Франциск I Французский правили своими королевствами (или как папа Лев X папскими владениями[97]
); когда он наконец оставил трон и ушел в монастырь, лишь немногие из его подданных сильно удивились.