История Сицилии

Территория империи была огромной, но нельзя сказать, что Карл получил все и сразу. Первыми достались Нижние земли (Нидерланды), прежде бургундские, которые его дед Максимилиан приобрел через брак с Марией Бургундской. После смерти отца в 1506 году Карла воспитывала тетка, Маргарита Савойская, регент Нидерландов; с пятнадцати он управлял этими землями самостоятельно. К тому времени его мать Хуана была уже признана безнадежно невменяемой, и считалось, что она проживет не дольше половины столетия; технически, тем не менее, она оставалась королевой Кастилии, а Фердинанд правил как регент от ее имени. После смерти Фердинанда, несмотря на диагноз Хуаны, к ней перешли короны Арагона и обеих Сицилий, а регентом стал Карл. Управление Кастилией, с другой стороны, покойный король завещал восьмидесятилетнему кардиналу и архиепископу Толедо Франсиско Хименесу (одним из первых указов архиепископ провозгласил Карла королем вместе с матерью).

Молодой король, который в возрасте семнадцати лет высадился на побережье Астурии и впервые воочию узрел свое испанское наследство, оставался во многом голландцем и совершенно ничего не знал об устоях, обычаях и даже языке своих новых подданных. Начало вышло не слишком удачным. Испанцы воспринимали его как чужака и возмущались тому, что в страну хлынули целые орды фламандских чиновников. Восстание казалось вполне вероятным. Хименеса, который делал все возможное, чтобы сгладить промахи своего господина, бесцеремонно отодвинули в сторону те же фламандцы; ему не позволили встретиться с королем и просто приказали вернуться в свою епархию. Два месяца спустя он умер, и Карл оказался полновластным хозяином Испании. Он старался, как мог, но не умел контролировать амбициозных и бесконечно алчных соотечественников-фламандцев, тогда как испанские кортесы (парламент) всячески давали понять, что короля попросту терпят и согласны держать его на троне, лишь пока он подчиняется требованиям местных аристократов.

Испания, которую унаследовал Карл, сильно отличалась от Испании времен его бабушки и деда; события последнего десятилетия пятнадцатого века радикально изменили цивилизованный мир. 17 апреля 1492 года Фердинанд и Изабелла дали официальное согласие на экспедицию Христофора Колумба и предоставили в его распоряжение три крошечных каравеллы – самая крупная из них была длиной чуть более 100 футов. Кроме того, за четыре года до отплытия «Ниньи», «Пинты» и «Санта-Марии» португалец Бартоломео Диаш обогнул мыс Бурь (переименованный по велению Жуана II Португальского в мыс Доброй Надежды); шесть лет спустя, 20 мая 1498 года, его соотечественник Васко да Гама бросил якорь в Каликуте на Малабарском побережье. Он не только открыл прямой морской путь в Индию, но и доказал, что португальские корабли способны достичь дальних краев и вернуться обратно.

Истории этих трех великих путешественников нас не касаются; но важно указать, какое влияние они оказали на судьбы Средиземноморья. На стене, если вспомнить библейский эпизод, проявились письмена[98]. До сих пор, даже если турки не пытались (а такие попытки предпринимались регулярно) перехватить поставки, все грузы, шедшие на восток, выгружались в Александрии или в другом левантийском порту. Оттуда их либо транспортировали по суше до кишевшего пиратами Красного моря, либо отправляли в составе сколоченного на скорую руку верблюжьего каравана через Центральную Азию (такой путь до места назначения занимал от трех до четырех лет). Но теперь купцы могли рассчитывать, что отплывут из Лиссабона – или из Лондона – и прибудут в Индию или Катай (Китай) на том же корабле. Между тем, благодаря Колумбу и его последователям, Новый Свет становился намного более привлекательным и прибыльным, нежели Старый, раскрывал запасы поистине сказочных богатств, львиная доля которых шла им, причем вполне законно. Всего через семь месяцев после первой высадки Колумба на берега Америки папа Александр VI из рода Борджа – сам испанец – издал первую из пяти булл, разрешавших взаимные претензии Испании и Португалии на обнаруженные территории; на протяжении двадцати пяти лет галеоны исправно везли на родину полные трюмы награбленных сокровищ. Неудивительно, что преемники Фердинанда и Изабеллы переставали обращать внимание на дела Европы.