История Смутного времени в России в начале XVII века

Первое известие о присяге москвитян Владиславу дошло под Смоленск двадцать второго числа, но обстоятельное донесение гетмана о важном сем событии получено было только двадцать шестого²⁵⁰. Вместе с гонцом Жолкевского приехали три русских чиновника, отправленные в Смоленск с грамотами и со словесным приказанием князя Мстиславского Шеину следовать примеру столицы. Двадцать восьмого им позволили приехать в Смоленск, откуда одного из них Шеин послал на другой день к королю для испрошения позволения отправить в лагерь посланников для переговоров. Сигизмунд охотно принял предложение сие, и тридцать первого шесть посланников от всех сословий смоленских явились перед ним с просьбой, чтобы он приказал прекратить стрельбу и отвел бы от города свои войска. Ответ на сие требование был отложен до следующего дня, в который посланники были призваны к коронному подкоморию, где находились все сенаторы. Канцлер Литовский Сапега объявил им, что Смоленск, древнее достояние Польши, должен покориться самому королю, но что его величество обещает смолянам сохранение их веры и неприкосновенность их имущества.

Отзыв сей опечалил, но не поколебал смолян. Они с общего совета твердо положили ни в каком случае не отлагаться от России. Вследствие новых ссылок Шеин седьмого сентября выехал в поле для свидания с канцлером Сапегой. Напрасно с обеих сторон старались убедить друг друга. Сапега не хотел довольствоваться покорностью смолян Владиславу, а Шеин не соглашался отделяться от России и признать владычество Польши. Наконец, остановились на том, чтобы отложить переговоры до приезда московских послов. Однако ж несколько дней спустя уговорились еще о немедленном размене пленных.

Пока происходили сии переговоры, шайка запорожцев, соскучившихся бездействием своим под Смоленском, выбежала из лагеря и быстро направилась на украинские города, еще повиновавшиеся самозванцу. Она первого сентября явилась уже перед Козельском, где по случаю нечаянного нападения не встретила важного сопротивления²⁵¹. После двухчасового сражения запорожцы овладели городом, обратили его в пепел и побили до семи тысяч человек. На обратном пути они взяли и разграбили Мещевск, а шестнадцатого сентября возвратились под Смоленск, отягченные богатой добычей²⁵².

Там осадные действия возобновились, но не открыто, а подземной работой. Потоцкий полагал всю надежду свою на выбежавшего из города русского подкопщика, которому известны были все слухи осажденных. Поляки поручили ему ведение подкопов, но сначала успех мало соответствовал их ожиданиям. Смоляне бдительно стереглись в своих слухах и часто взрывали подземные работы неприятеля. Двадцать третьего сентября им удалось даже взорвать некоторую часть шанцев.

На северо-западных границах России оказался новый неприятель. Шведы из неверных союзников обратились в явных врагов. Делагарди с остатками войска, пораженного под Клушиным, отступая от Торжка мимо Новгорода, разделился надвое. Делавиля с отрядом послал он к Ладоге для поиска на сей город, а сам с прочими воинами направился к устью Невы в намерении соединиться с Врангелем, который уже около трех месяцев безуспешно осаждал Ивангород²⁵³. Но Лисовский с четырьмя тысячами своих наездников смело перерезал сообщение между обоими шведскими полководцами; Делагарди не отважился открыть себе путь вооруженной рукой и обратился к Кореле. Покорение города сего, удержанного Россией благородным упорством своих жителей вопреки повелениям царя Василия Ивановича, сделалось предметом особых исканий шведов. Делагарди осадил его при помощи подкреплений, полученных им из Финляндии.

Ладога сдалась Делавилю пятнадцатого августа. Ивангород, напротив того, продолжал обороняться упорно. Вследствие продолжительного обложения городские запасы истощились. Жители терпели голод, ели кожи, но оставались верными своему лжецарю. Впрочем, долговременное стояние утруждало и осаждающих. Приближение весеннего ненастья в особенности тревожило склонных к неповиновению иноземцев. Шестого сентября французы и ирландцы, под предводительством своего начальника Режиса, взбунтовались и выступили из лагеря в намерении засесть в Невском городке, но, настигнутые посланными за ними в погоню шведами, потерпели сильное поражение. Многие из них были взяты, другие бежали в Ревель, а две тысячи ирландцев перешли к русским в Ивангород.

Верность шведов казалась доказанной на опыте, но если на нее полагались вожди, то недолго оставались в заблуждении. Сами шведы заразились духом своевольства тех, коих недавно карали. Сильный ропот и частые побеги распространились между ними. В сих обстоятельствах начальники были принуждены снять осаду и отойти в Нарву.