История Смутного времени в России в начале XVII века

11. Получены известия от наших послов, от 24 и 31 декабря. Доносят, что, вследствие первого посольского предложения, сделанного паном Пржемыским, назначено было 27 декабря явиться из каждой роты по два товарища для узнания от панов послов о воле короля его милости и для объявления собственных своих желаний. А потому паны послы принуждены были ожидать назначенного дня, в который, съехавшись, сперва предложили, чтобы король его милость довольствовался согласием Лжедимитрия, которого они поддерживают, на уступку Северской земли и Смоленска и за то способствовал бы возведению на престол самозванца. В ответ им поставили на вид неудобоисполнительность и даже непристойность их предложений, ибо, может быть, труднее было занять предлагаемые области, чем самую столицу, а с другой стороны, не было бы никакого приличия возводить на престол человека, не имеющего ни малейшего права на оный. Тогда они сказали: «Пусть же нам король его милость заплатит заслуженные нами 20 миллионов и притом удовлетворит и Дмитрия, и царицу; тогда мы ему и Речи Посполитой рады будем доброжелательствовать». Когда же и на сие им возразили, что для столь огромной суммы недостанет ни Москвы, ни половины света, то они начали требовать, чтобы король его милость обеспечил 5 миллионов на своих столовых имениях в Польше, а остальное позволил им отыскивать на Северской земле. Паны послы и на то отозвались, что королям, государям нашим, не вольно обременять долгами столовые имения, только в пожизненном пользовании у них находящиеся, и что для сего нужно согласие всех чинов; к сему они присовокупили, что хотя бы и согласие было дано, то и тогда такую значительную сумму не в Польском королевстве найти можно, а разве только на испанских галионах. Также напоминаемо им было и то, что они дело имеют с собственным государем своим и что речь о пользе не одного короля, а общего Отечества, и что им предстоит случай оказать услугу не кому другому, как самой республике. Рыцарство, усовещенное возражениями послов, ограничилось, наконец, требованием, чтобы король его милость удовлетворил жолнеров наличными деньгами как за две протекшие четверти жалованья, так и вперед за третью четверть, и чтобы затем что останется недоплаченным из заслуженных ими денег было им выдано после окончательного завоевания России, обеспечив, впрочем, сей долг на Северской земле. Паны посланники, и на то не соглашаясь, спросили у них, за что королю платить за две четверти, в которые они ему не служили, и откуда взять деньги на заплату третьей четверти вперед, когда они сами знают, что государственные доходы незначительны и собираются с трудом? Притом заметили им, что они обязаны более сделать для Отечества, чем для чужого, которому, однако ж, служили долго и мужественно, не получая от него платы, что, впрочем, не оспаривали права их требовать от России заслуженного жалованья, но не в такой мере, как они написали в списках, поданных Дмитрию, по коим не предстоит никакой возможности удовлетворить их, и что, наконец, если бы когда дошло до платежа, то предстояло бы сделать расчет соразмерно цене, какую прочее рыцарство получает от короля, и только за то время, в какое кто действительно служил, а не за произвольно показанное ими о себе в списках, а также и в исчислении четвертей, просимых в награду сверх службы, должно будет руководствоваться умеренностью и не требовать выше возможного. Кончилось тем, что знатнейшие из рыцарства дали знать, что жолнеры соглашаются допустить поверку списков, не требовать в награду четвертей сверх службы и ожидать платежа из Московской казны, но настаивают на том, чтобы получить немедленно одну четверть и обеспечить участь своего Дмитрия и царицы. С сим вместе согласились, хотя и неохотно, и на то, чтобы паны послы дали знать Шуйскому, что желают вести с ним переговоры об обидах и насилиях, причиненных Речи Посполитой и нашим людям. О том же сообщено было и думным людям, и боярам, и духовенству. Наших в Тушинском лагере людей считают всего до 7000. Москвы множество, которая того только и ожидает, чтобы мы между собой согласились, и готовится обратиться на ту сторону, к которой пристанет польское войско, ибо между ними нет единомыслия, да и в самой Москве многим боярам, а кажется, и всему миру, наскучило уже царствование Шуйского. Пока не ведали о нашествии короля, желали иметь государем Голицына. Находящееся же в поле московское войско нарекает на царство Скопина. Отправляли лазутчиков в столицу. Пан Доморацкий, снесясь с теми, с коими в бытность свою в Москве имел связи, узнал, что купцы наши, негодная Русь, дали знать миру и духовенству, что король его милость хочет восстать против их веры и церквей, а потому увещевали их не приставать к королю. Да и Шуйский распространяет молву, что воюет не для сохранения своего престола, а за веру, желая тем москвичей приманить к себе. Однако ж паны послы отправили других лазутчиков, дабы как можно лучше успокоить мир, бояр и духовенство насчет их веры и обрядов. Да и сами послы делают такие же уверения как тайно, так и открыто находящимся в лагере москалям, обещая им под присягой, что король его милость не обманет их. Хуже всего того, что под Троицей Скопин сильнее пана Сапеги, которому князь Рожинский, по личной злобе, по сию пору не хочет давать помощи. Если же пан Сапега принужден будет отступить от Троицы, то тамошняя москва возымеет более отваги, а напротив, здешняя потеряет дух. Ежедневно ожидаем дальнейших известий, умоляя Бога, дабы сильной рукой Своей споспешествовал начатому к славе Своего имени и к утверждению святой веры. О том ложном государе своем и сами громко говорят, что не тот, который был, да и москва признается также, что не тот. Но наши, за неимением лучшего предлога, хотят под его именем отыскивать заслуженной платы, а бедная москва, боясь лютости Шуйского, желает держаться хоругви его противника, каков бы сей ни был. Удивительно, однако ж, что наши, ведая, что он не тот, за кого себя выдает, и видя, что он человек ничтожный, необразованный, без чести и совести, ужасный богохульник, пьяница, негодяй, сам ничего придумать не умеющий и ничьего совета слушать не хотящий, некресть, который даже о поляках, или, как москва говорит, о литве, не только никогда хорошо не отзывается, но даже, если бы имел власть и возможность, то хотел бы всех их истребить, – за всем сим чтят его, хотя, впрочем, Бог весть, как. Так, например, недавно князь Рожинский в его присутствии ударил по щеке и бил палкой любимца его Вишневецкого, а пан Тышкевич тут же то же сделал без всякого уважения к его особе. Оттого, наверное, если бы нашел возможность, бежал бы в другое место, как и в самом деле о том помышляет, но его стерегут, одним словом, наши держатся предлога, а не человека.