Приехали из Тушина князь Збаражский, пан Скумин, пан Доморацкий, а под вечер и пан Людвик Вайер. Они о трудах и стараниях своих так рассказывают: во-первых, что все время, пока ложный Дмитрий не бежал или не скрылся, он занимал их разными прениями и пирами; но 15 января (очевидная ошибка в числе. – Прим. Д. Бутурлина)
бежал, когда трубили зорю. В происшедшем тогда замешательстве почти все царское имущество было разграблено; кто что схватил, то и уносил, а притом досталось и некоторым богатым боярам. 17 января (должно читать 7. – Прим. Д. Бутурлина) января собралось коло близ квартиры князя Збаражского, и там взводили разные нарекания, то на князя Рожинского, что будто бы он спьяну прогнал царя, то на послов, что они были причиной его побега. Все, как пешие, так и конные люди панов послов, стояли под ружьем, ибо неоднократно рвались искать в их казенных повозках Дмитрия и королевских денег. Сие продолжалось до вечера; наконец, после долгих прений, пан Бучинский одержал верх и стал обуздывать зачинщиков возмущения, которые были по большей части из пахоликов, мастеровых, портных и сапожников. Поддержали Бучинского пан Андрей Млоцкий, пан Яйковский и много других. Затем, распустив коло, созвали на следующий день другое близ лагеря. Князь Рожинский сам оправдывался. А паны послы начали собираться в дорогу, дабы более не слышать подобных ругательств. Когда о том узнали, то начали поступать смирнее и послали просить их, чтобы приостановились до третьего дня, обещая благоприятный ответ королю его милости. Послы на сие согласились тем охотнее, что приготовления их к отъезду были только притворные; имея поручения от короля, они знали, что в таких обстоятельствах нельзя было уезжать, и решались лучше все претерпевать, чем оставить в таком положении дела Речи Посполитой и короля. Между тем московские люди начали переговоры с панами послами и явно обнаруживали свое благорасположение к королю. Заметив сие, паны послы просили, дабы народ московский собрался в коло. На сей призыв собрались патриарх с духовенством, Заруцкий с военными людьми и Салтыков с думными боярами и придворными чиновниками. Также князь Касимовский явился на коло. Прибыли туда и паны послы и, вследствие данного им наставления, привезли с собою русские грамоты за подписью короля с возвещением москве о королевской милости. Переговоры открыл пан Пржемыский, прекрасной и убедительной речью доказывая, что король его милость пришел в Россию не для разрушения их законов и веры, не для угнетения их народа, но для прекращения разлития христианской крови и для обеспечения государства и народа русского. Потому, если они не будут отвергать Божеского на них милосердия и воззрения, то король его милость, за неимением наследников их государей, готов их принять под свою защиту и покровительство и освободить от невольнического подданства тиранам, без всякого права посягающим на московский престол. Была между москвой радость и слез довольно. Начав с патриарха, все охотно слушали и, приняв грамоты, целовали королевскую подпись и превозносили Речь Посполитую за то, что приспешил час их избавления. Тут же они вступили в конфедерацию с польским войском, обязуясь взаимно не оставлять друг друга и не приставать ни к бежавшему вору, ни к Шуйскому и его братьям. Тайно же многие из них целовали крест королю его милости. Войско польское также обратилось на лучший путь. Жолнеры изъявляют верность и ревность свою к королю и отправляют своих посланников к королю его милости с некоторыми требованиями.Между тем Дмитрий писал тайно из Калуги царице и другим, что уехал на охоту и что соглашается возвратиться, если поляки обяжутся новой присягой, а изменившие москали будут казнены. Казимирский разносил письма его и успел некоторые раздать. Когда о том узнали, призвали его в коло и отняли у него не розданные письма. Также определили, что кто, имея, письма не возвратит (а узнать было легко, ибо Казимирский мог указать, кому отдал), будет казнен жестоко. Тут же начали сносить письма; принесенные бросали в огонь. Казимирскому обещана смертная казнь, если он осмелится мутить войско и давать повод к неустройствам. Затем прислала царица просить позволения ехать к мужу; ей в том не отказано, но под смертной казнью запретили ехать с ней кому-либо из войска. Раздумав, она просила дозволения жить в Можайске до приезда короля его милости. Но на сие не согласились, опасаясь, чтобы самозванец (в квартире коего, слышно, найден Талмуд) не пришел к ней.
Итак, поляки и москва отправляют посольства со своими требованиями.
Посылает и царица, предавая все свои права на усмотрение и совесть короля его милости.
Требования наших, как слышно, преувеличены, но могут быть уменьшены. В рассуждении несогласия войска и силы Скопина послам нельзя было иначе действовать, однако ж есть надежда и средство все исправить. Дрянь, которая там всем заправляет, может очиститься.
26. Ничего.