История социологической мысли. Том 1

Нам не представляется необходимым рассматривать здесь детально эту программу, поскольку роль Шюца в социологии была в первую очередь ролью составляющего программу философа, а не исследователя общества. Независимо от значимости его социологических исследований, они прошли бы незамеченными, если бы их автор не сказал нечто важное в области философии социальных наук. Заключалось это важное, во-первых, во введении тезиса, что понимающая социология нуждается в философском фундаменте, который ее создатели, несмотря на видимость, не заложили; во-вторых, в открытии для социологии проблематики обыденного мышления; в-третьих, в обнаружении, что поворот в сторону исследования сознания и субъективного значения вовсе не должен означать возврата к психологизму, но может и должен быть связан с созданием новой теории сознания, которая начинает, правда, с человеческого «я», но движется в направлении описания сферы интерсубъективности; в-четвертых, в попытке преодоления укоренившейся в социологии оппозиции объекта и субъекта социального исследования.

Мы не утверждаем, что предприятие Шюца завершилось успехом, и соглашаемся с сомнениями, высказываемыми в его адрес[1248]. Речь идет лишь о том, что во многих отношениях оно оказалось пионерским. Хотя его идеи и не нашли понимания в магистральном направлении социологической мысли[1249], они положили начало активно развивающемуся направлению критической по отношению к мейнстриму теоретической рефлексии, а также инспирировали попытки находящейся с ней в согласии эмпирической социологии (этнометодологии). При этом необходимо подчеркнуть, что влияние Шюца вышло за границы того, что можно, условно говоря, называть феноменологической социологией. Если, например, Энтони Гидденс писал о «двойной герменевтике социальной жизни», а Юрген Хабермас о «естественной герменевтике социального жизненного мира»[1250], то мы, по сути, имеем дело с вариациями на шюцевскую тему преинтерпретации, которая происходит на уровне повседневной жизни, предшествуя работе социолога.

Феноменологическая социология: за и против

Феноменологическая социология, начало которой положил Шюц, имела, без сомнения, свои сильные стороны, которые обеспечили ей некоторую популярность в кругах, настроенных критически по отношению к позитивистской традиции и убежденных в необходимости основательной реконструкции социологии. Эти сильные стороны заключались, как представляется, прежде всего, в том, что, во-первых, она заняла действительно радикальную позицию, требуя сделать все возможные выводы из проекта понимающей социологии и перестроить социологию начиная с основ; во-вторых, она являлась стимулом не только для тех или иных теоретических и практических изменений, но и для переосмысления позиции социолога в социальном мире; в-третьих, она предостерегала от вступления социологии на территорию теоретических абстракции и показателей, где можно легко забыть о людях, населяющих социальный мир; в-четвертых, она направляла внимание на проблемы, которыми ранняя социология не интересовалась, прежде всего на проблему обыденного мышления. Ничего удивительного, что Шюц и его со временем все более многочисленные продолжатели нашли довольно большой круг сторонников. Также неудивительно, что значительная их часть имела немного общего с феноменологической философией и ожидала от нее разве что общих указаний, в каком направлении должна двигаться реформа социологии. Для многих из них эти указания свелись к тому, что следует как можно быстрее порвать с объективизмом, то есть позицией, которую лучше всего характеризует высказывание Дюркгейма: «Социальную жизнь следует объяснять не с помощью представлений ее участников о ней, а через глубокие причины, которые ускользают от их сознания»[1251].