История социологической мысли. Том 1

Отдельное место в этой первой феноменологической социологии занимает творчество Макса Шелера – как потому, что, в отличие от упомянутых социологов, он был действительно выдающимся мыслителем, так и потому, что в своих «социологических» исследованиях он вышел далеко за пределы инспирированных Гуссерлем вариаций на тему общности и общества, создав, среди прочего, такие классические работы, как «Ressentiment und moralisches Werturteil»[1230] (1912), «Wesen und Formen der Sympathie»[1231] (1913), «Probleme einer Soziologie des Wissens»[1232] (1926). Он до сих пор остается в высшей степени интересным автором. Если мы здесь не обсуждаем его взгляды, то это в основном потому, что это невозможно сделать коротко, а нам необходимо оставить место для авторов, дело которых живо в социологической традиции. Шелер к ней – по крайней мере, сейчас – не принадлежит, хотя социологу есть чему у него поучиться.

Говоря о принципиальном направлении, в котором пошла первая феноменологическая социология, мы должны подчеркнуть еще одно типичное для нее убеждение, что социальная действительность имеет характер прежде всего духовный. Хотя, например, Шелер выделял в социальной действительности «базис» и «надстройку», он также не подвергал сомнению, что для социолога важна в первую очередь последняя. Все авторы обсуждаемого направления придерживались и придерживаются мнения, что именно сознание является тем, что человеческое общество конституирует или со-конституирует[1233]. Поэтому, например, вышеупомянутые анализы общности были, по сути, анализами форм сознания, появляющихся на шкале от Ich-Bewusstsein[1234] до Wir-Bewusstsein[1235].

Проблема состоит в том, как понималось это сознание, поскольку от этого зависит, вышла ли первая феноменологическая социология за рамки главного течения понимающей социологии. А это не вполне ясно. Арон, вероятно, справедливо заметил, что «феноменологический метод не означает в этом случае оппозиции по отношению к психологии»[1236], то есть пользующиеся им социологи будто игнорируют результаты критики психологизма Гуссерлем и его концепцию сознания, удовлетворяясь принятием программы эйдетического исследования в отрыве от целого его философии. Как мы увидим, вопрос трактовки сознания будет иметь принципиальное значение во второй феноменологической социологии, которая намного больше отдалится от создателей понимающей социологии, так как введет понятие интерсубъективности. Но об этом позже. Пока что займемся концепцией Альфреда Шюца.

Шюц как создатель второй феноменологической социологии

Социологическая мысль Шюца имела две основные отправные точки: первой была философия Гуссерля, учеником которого у него были основания себя считать, второй же – социология Макса Вебера[1237]. Первая была для него инструментом реформы второй, которую он хотя и очень высоко ценил, но считал незавершенной и в некоторых отношениях несовершенной. Считая, что Вебер заслуживает похвалы за направление внимания социологов на субъективный смысл как неотъемлемый атрибут человеческих действий, а также за выбор метода понимания, а не естественно-научного объяснения этих действий, он вместе с тем упрекал его в непоследовательности и неопределенности[1238]. Во-первых, по его мнению, неясной остается – из-за своего слишком общего характера – веберовская формула «субъективный смысл». Во-вторых, неясно, чем является исследуемая социологом социальная действительность для автора «Хозяйства и общества»: это «твердые» факты, которые наделяются тем или иным субъективным смыслом, или скорее что-то, что вообще невозможно помыслить, абстрагируясь от него. В-третьих, неясно само веберовское понятие понимания, так как неизвестно, является ли оно методом, к которому обращается исследователь, желая познать переживания людей, населяющих социальный мир, данный ему каким-то иным образом, или же чем-то для этого мира конституирующим, без чего вообще он не мог бы существовать и быть познаваем.