Читаем История социологической мысли. Том 1 полностью

В итоге методологи занимаются методологией Вебера, современные представители гуманистической социологии – его концепцией понимания, исследователи модернизации – его описаниями вытеснения традиционализма рационализмом, теоретики организации – идеальным типом бюрократии, политологи – теорией власти и господства, исследователи дифференциации – концепцией класса, сословия и партии и т. д., а «веберианцев» как не было, так и нет. Можно сказать, что научное наследие великого энциклопедиста было разобрано на части современными социологическими субдисциплинами, а также подогнано в отдельных своих фрагментах к отдельным вопросам, заданным с позиций, имеющих мало общего с веберовскими.

Возможно, такая судьба наследия Вебера была в какой-то степени предрешена тем, что мировая социология относительно поздно начала его осваивать – когда непрерывный ход развития социологической мысли был уже так или иначе оборван. Например, американская социология открыла Вебера почти через двадцать лет после его смерти, а переводы его произведений на английский начали выходить еще позже. Но о непреходящем величии ученого лучше всего свидетельствует то, что, несмотря на эти неблагоприятные обстоятельства, он не был забыт, а быстро стал звездой первой величины, которая затмила других классиков социологии. Занять позицию по отношению к Веберу – в известной степени профессиональная обязанность каждого социолога, и ничто не предвещает того, что это может измениться. Уже нет социологии без Макса Вебера, хотя его и не изучали ни Дюркгейм, ни Парето, ни Парк, ни Знанецкий.

5. Феноменологическая социология

Мы не ставим себе здесь задачу более широко описать дальнейшие судьбы немецкой социологии, которая вплоть до прихода к власти гитлеровцев развивалась исключительно бурно[1214]. Ее характеристика была бы, однако, разительно неполной, если бы она не включала в себя феноменологию. Не потому, что ее создатель Эдмунд Гуссерль (Edmund Husserl) (1859–1938) выстроил своеобразную социологическую теорию или высказывался о природе социальной жизни, методах ее исследования и состоянии социологии. Хотя его «социологические» взгляды, реконструированные и упорядоченные Рене Тулемоном[1215], весьма любопытны, они играли лишь второстепенную роль по сравнению с другими его высказываниями. Большая задача, которую он себе поставил, заключалась в реформировании философии, а не в том, чтобы заняться какой-либо конкретной наукой. Если бы, впрочем, даже такое намерение имело место, этой наукой стала бы, определенно, не социология, которая Гуссерля не интересовала и от которой он, похоже, ничего не ожидал. Как отмечает Краснодембский, «на первый взгляд никакое другое философское направление не отстоит так далеко от вопроса, составляющего центральный интерес социологии, как феноменология»[1216].

Тем не менее созданная Гуссерлем феноменологическая философия имела, как оказалось, значимые социологические импликации, так как, во-первых, частью его реформаторского предприятия были размышления о состоянии и перспективах любого научного знания, которые не могли не затронуть также социальных наук, во-вторых же, некоторые из достигнутых им результатов подходили, как мы увидим, на роль отправных точек для теоретических изысканий социологии, даже если он сам такой роли для них и не планировал. В этом смысле можно сказать, что Гуссерль положил начало особому социологическому направлению, известному сегодня как феноменологическая социология.

Правда, направление это никогда не было простым результатом применения тех или иных идей Гуссерля. Оно возникло, особенно в своем сегодняшнем виде, как следствие их довольно существенной модификации, проведенной учениками и продолжателями, а особенно Альфредом Шюцем (Alfred Schütz) (1899–1959). Этим вопросом, однако, нам здесь заниматься необязательно, поскольку нам важнее указать общее направление влияния феноменологии на социологическую мысль, а не выяснять, верно ли тот или иной автор понимал Гуссерля. Впрочем, если даже «феноменологическая школа» имела и имеет не так много общего с его философией, нельзя отрицать, что именно эта философия считается ее представителями важнейшим источником вдохновения.

Привлекательность феноменологии для социологов

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Доисторические и внеисторические религии. История религий
Доисторические и внеисторические религии. История религий

Что такое религия? Когда появилась она и где? Как изучали религию и как возникла наука религиеведение? Можно ли найти в прошлом или в настоящем народ вполне безрелигиозный? Об этом – в первой части книги. А потом шаг за шагом мы пойдем в ту глубочайшую древность доистории, когда появляется человеческое существо. Еще далеко не Homo sapiens по своим внешним характеристикам, но уже мыслящий деятель, не только создающий орудия труда, но и формирующий чисто человеческую картину мира, в которой есть, как и у нас сейчас, место для мечты о победе над смертью, слабостью и несовершенством, чувства должного и прекрасного.Каким был мир религиозных воззрений синантропа, неандертальца, кроманьонца? Почему человек 12 тыс. лет назад решил из охотника стать земледельцем, как возникли первые городские поселения 9–8 тыс. лет назад, об удивительных постройках из гигантских камней – мегалитической цивилизации – и о том, зачем возводились они – обо всём этом во второй части книги.А в третьей части речь идет о человеке по образу жизни очень похожему на человека доисторического, но о нашем современнике. О тех многочисленных еще недавно народах Азии, Африки, Америки, Австралии, да и севера Европы, которые без письменности и государственности дожили до ХХ века. Каковы их религиозные воззрения и можно ли из этих воззрений понять их образ жизни? Наконец, шаманизм – форма религиозного миропредставления и деятельности, которой живут многие племена до сего дня. Что это такое? Обо всем этом в книге доктора исторических наук Андрея Борисовича Зубова «Доисторические и внеисторические религии».

Андрей Борисович Зубов

Культурология / Обществознание, социология / Образование и наука