История социологической мысли. Том 1

Влияние Гуссерля, прямое или опосредованное, на социологическую мысль было, как представляется, двояким. С одной стороны, его сочинения были источником – который сложно было игнорировать – аргументов против позитивистского видения мира и научного метода, поскольку так или иначе из них вытекал вывод, отраженный в заголовке одной из феноменологических публикаций: «Социальные факты не являются вещами»[1217]. Они, без сомнения, способствовали укоренению взгляда, что в социологии также «речь идет не о таком мире, каков он на самом деле, а о том мире, который реален для данных людей, о мире, каким он представляется им, с теми чертами, с какими он им является»[1218]. Гуссерлевский тезис: «Гуманитарные науки являются науками о человеческой субъективности в ее ментальном соотнесении с миром»[1219] – был идеально созвучен тому, что говорили в это же время создатели понимающей социологии, добиваясь принципиальной переориентации социальных наук. Впрочем, возможно, что, например, Макс Вебер использовал в какой-то степени идеи автора «Logische Untersuchungen»[1220] (1900–1901, 2 т.), а также «Ideen zu einer reinen Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie»[1221] (1913–1952, 3 кн.)[1222]. В феноменологии царила, без сомнения, атмосфера тех же идей и в определенном смысле она не вносила в гуманитарное знание ничего нового по сравнению с другими критиками позитивизма. Она отличалась разве что большим радикализмом, а также тем, что речь в ней шла о чем-то большем, чем подчеркивание качественной разницы между различными видами человеческого знания.

Тем не менее гуссерлевская феноменология, однако, существенно отличалась от других антипозитивистских течений, и именно эти различия сделали ее привлекательной для некоторых социологов и привели в итоге к возникновению феноменологической социологии. Она как бы обещала ответ на вопросы, которые в первых системах гуманистической социологии ставились разве что имплицитно. Вопросы, касающиеся как метода социальных исследований, так и природы социальной действительности. Если уж мы начали здесь разговор о феноменологической социологии, то в центре нашего внимания будет не столько то, что объединяет ее со всеми другими видами гуманистической социологии, сколько то, что предопределило ее своеобразие и оригинальность. Лишним было бы, например, подчеркивать, что она отдавала абсолютное предпочтение исследованию сознания и представляла интеракционистское par excellence направление, но стоит задуматься, занимала ли она в тех или иных вопросах такую же позицию, как, скажем, Зиммель или Вебер. Конечно, для соблюдения пропорций мы не можем обсуждать ее слишком подробно, тем более что не было и нет одной феноменологической социологии, а изучение различных ее ответвлений превышает возможности автора этой книги.

Две феноменологические социологии

Когда сегодня говорят о феноменологической социологии, в основном имеют в виду концепции, возникшие во второй половине XX столетия как более или менее прямые отсылки к изысканиям, которые под влиянием Гуссерля проводил в Австрии Альфред Шюц, чтобы продолжить их позже в эмиграции в Америке. Такой подход вполне обоснован, поскольку феноменологическая социология, которая пользуется сейчас некоторой, хотя и идущей на спад, популярностью, родилась именно таким образом. Историку социологической мысли не следует, однако, забывать, что уже намного раньше в социологии предпринимались попытки использования инспираций, идущих от Гуссерля. В межвоенный период понятие «феноменологическая социология» ассоциировалось, прежде всего, с такими авторами, как Альфред Фиркандт (Alfred Vierkandt) (1867–1953), Макс Шелер (Max Scheler) (1874–1928) или Теодор Литт (Theodor Litt) (1880–1962), о которых в новейших социологических работах речи, как правило, не идет, хотя второго из них философы помнят очень хорошо. Сегодняшние представители феноменологической социологии не ссылаются на этих авторов, по сути, еще и потому, что мало имеют с ними общего и почти ничем им не обязаны.