Читаем История социологической мысли. Том 1 полностью

Конечно, Вебера отличал от Маркса и марксистов не только гораздо больший упор на идеи и установки и более скромная (и потому более реальная) научная программа. Другое принципиальное отличие заключалось в том, что для Вебера отличительным признаком капитализма как способа хозяйствования был не столько способ производства, а также распределения того, что было произведено, сколько рациональный способ организации производства. «Рациональный», или, иначе говоря, бюрократический. Слово «бюрократия» в языке социологии Вебера необыкновенно важно. Оно не имеет того уничижительного значения, которое приобрело в разговорном языке, отождествляющем бюрократию с лишней канителью или чрезмерно разросшимся управленческим аппаратом. В понимании Вебера, бюрократия – это не что иное, как рациональная организация человеческой деятельности, заменяющая власть людей властью безличных правил. Нет надобности в обсуждении этой концепции, поскольку ее можно найти в любом учебнике по социологии.

Обязательно необходимо обратить внимание только на одно. Оригинальность концепции заключалась среди прочего в том, что Вебер относил понятие бюрократии не только к государственному аппарату, но и к любым другим организациям «расколдованного» мира. Как пишет Антоний Каминский: «Организация этого типа может, по мнению Вебера, с успехом применяться во всех областях человеческой деятельности. Она более рациональна, чем другие известные истории типы организации. Она обеспечивает предсказуемость и возможность исчисления результатов действий. Функционирование бюрократии подчиняется разумно установленным, безличным нормативным принципам; письменная документация делает возможным накопление опыта, касающегося организационных ситуаций в прошлом, и использование этого опыта в случаях возникновения подобной ситуации. Бюрократическая организация, таким образом, способна „обучаться“, то есть совершенствовать свои действия по мере того, как в процессе выполнения служебных обязанностей растет опыт ее сотрудников»[1207].

В развитии такой формы организации Вебер видел «предназначение» западной цивилизации и считал бессмысленным вопрос, можно ли эту эволюцию повернуть вспять. То, что он видел ее хорошие стороны, не значит еще, что его можно назвать оптимистом. Его отношение к описываемому процессу было вообще весьма двойственным, поэтому сравнение этого отношения с позицией де Токвиля по вопросу демократизации представляется очень верным[1208]. Цитируемая здесь ранее Марианна Вебер назвала капитализм «фатальной силой современной жизни», правильно, очевидно, передавая точку зрения героя своей книги. Но не будем забывать, что обязанностью ученого он считал говорить, как дела обстоят на самом деле, а не как должно быть.

Класс, сословие и партия

В заключение этого представления социологии Вебера стоит остановиться на еще одной теме. Это тема довольно обширная, но все же ее стоит затронуть по нескольким причинам: во-первых, позиция Вебера имела огромное влияние на социальные науки, во-вторых, обсуждение этой темы может пролить свет на вопросы, которые мы рассматривали ранее, – отношение Вебера к марксизму, его взгляд на капитализм, социологический номинализм или же почти маниакальная уверенность в многоаспектности социального мира и множестве действующих в нем факторов. Тема, о которой идет речь, – это веберовское понимание социальной структуры, меняющее смысл и роль понятия класса и в немалой степени обозначающее направление позднейших исследований, указывая на многосторонность социальных делений.

Характеризуя это понятие, нужно принять во внимание марксизм как его систему соотнесения, поскольку здесь мы в большей, чем в других фрагментах социологии Вебера, степени имеем дело с прямой полемикой с ним. Она касалась как минимум трех вопросов: во-первых, как понимать социальные классы вообще, а классы в современном обществе особенно; во-вторых, каковы последствия разделения общества на классы; в-третьих, как это разделение соотносится с другими важными социальными классификациями. По всем этим вопросам Вебер довольно существенно расходился с Марксом, при этом он подвергал сомнению как конкретные утверждения, так и – более опосредованно – общие положения.

Поскольку тема эта огромна[1209], мы ограничимся описанием ее важнейших моментов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Доисторические и внеисторические религии. История религий
Доисторические и внеисторические религии. История религий

Что такое религия? Когда появилась она и где? Как изучали религию и как возникла наука религиеведение? Можно ли найти в прошлом или в настоящем народ вполне безрелигиозный? Об этом – в первой части книги. А потом шаг за шагом мы пойдем в ту глубочайшую древность доистории, когда появляется человеческое существо. Еще далеко не Homo sapiens по своим внешним характеристикам, но уже мыслящий деятель, не только создающий орудия труда, но и формирующий чисто человеческую картину мира, в которой есть, как и у нас сейчас, место для мечты о победе над смертью, слабостью и несовершенством, чувства должного и прекрасного.Каким был мир религиозных воззрений синантропа, неандертальца, кроманьонца? Почему человек 12 тыс. лет назад решил из охотника стать земледельцем, как возникли первые городские поселения 9–8 тыс. лет назад, об удивительных постройках из гигантских камней – мегалитической цивилизации – и о том, зачем возводились они – обо всём этом во второй части книги.А в третьей части речь идет о человеке по образу жизни очень похожему на человека доисторического, но о нашем современнике. О тех многочисленных еще недавно народах Азии, Африки, Америки, Австралии, да и севера Европы, которые без письменности и государственности дожили до ХХ века. Каковы их религиозные воззрения и можно ли из этих воззрений понять их образ жизни? Наконец, шаманизм – форма религиозного миропредставления и деятельности, которой живут многие племена до сего дня. Что это такое? Обо всем этом в книге доктора исторических наук Андрея Борисовича Зубова «Доисторические и внеисторические религии».

Андрей Борисович Зубов

Культурология / Обществознание, социология / Образование и наука