История социологической мысли. Том 2

«Польский крестьянин» не содержит ни одного точного определения двух этих ключевых терминов. В обоих случаях мы имеем дело с собирательными терминами, охватывающими широкую проблематику культуры и личности, которая как таковая не была предметом этой работы. Когда речь в ней идет об установках, имеется в виду вовсе не объяснение их природы или места в целом психической жизни, а указание аспекта социальной жизни, на который прежде не обращали внимания социологические направления, сконцентрированные на исследовании объективных процессов в отрыве от их ментальных коррелятов. Теория Томаса и Знанецкого была не столько теорией установок, сколько теорией социального процесса. Важно было не столько объяснение, что такое установка, сколько утверждение, что в этом процессе всегда присутствует определенная психологическая

переменная, модифицирующая действие объективных факторов. В социальных процессах участвуют люди, реагирующие так или иначе на импульсы окружающей среды. «Установка» – это собирательное название для всех элементов их психической жизни, которые оказывают влияние на тип, направление, а также интенсивность этих реакций[217]

. Теоретическая схема не изменится, если мы сделаем акцент на тех или иных элементах психической жизни, определяя установку так или иначе. Ни один элемент психической жизни не является «установкой» сам по себе, он становится ею из‐за своей ориентации на социальную ценность.

Похожим образом выглядит в «Польском крестьянине» вопрос ценностей. В этом труде не следует искать развитой теории культуры и даже философии ценностей, которую ранее создал Знанецкий. Мы находим там лишь теорию социального процесса, которая утверждает, что его невозможно объяснить, обращаясь лишь исключительно к чертам индивидов, поскольку в нем всегда присутствует определенная социологическая

переменная, называемая социальными ценностями. Открытым остается способ понимания этих ценностей. Томасу и Знанецкому было важно вычленить две основные переменные социального процесса и сформулировать общие принципы, касающиеся их взаимоотношений.

Первый принцип гласил, как мы уже упоминали, что эти отношения являются причинно-следственными. Второй принцип определял отношения причины и следствия в социальном процессе подробнее: «причиной социального или личностного феномена никогда не бывают только социальный или личностный феномен, но всегда сочетание социального и личностного феноменов.

Или еще точнее: причиной ценности или установки никогда не бывают только или установка, или ценность, но всегда сочетание ценности и установки»[218]. Эти два принципа, принятие которых должно было гарантировать от ошибок прежней социальной практики и теории, были сформулированы, как мы видим, очень общо, а второй из них был сформулирован весьма полемически. Он был обращен, с одной стороны, против любых форм социологического детерминизма (в приведенном виде, впрочем, он выглядит как прямая полемика с «Методом социологии» Дюркгейма, по мнению которого причиной социального явления может быть только другое социальное явление), с другой же стороны, против любых форм психологизма, выводящего социальные явления из черт взятых в изоляции человеческих индивидов. В сфере практики принятие этого принципа означало отказ от старейшего вопроса: менять условия или менять людей. Представляется, что именно полемика была самой сильной стороной рассматриваемой теоретической программы. В позитивной программе содержались серьезные и почти непреодолимые сложности.