5. От этого спекулятивного истолкования христианского учения о Троице Абеляр переходит затем к обоснованию и защите его. Он кладет в основу этого прежде всего Св. Писание, затем учение древних философов и наконец – доводы разума. Что касается свидетельства о троичности древних философов, то он находит его преимущественно у платоников. Они, говорит Абеляр, под влиянием пророков, ясно выразили идею троичности, утверждая, что ѵоб; произошел от Бога и Ему совечен; по-видимому, и личность Духа Св. не была им неизвестна, так как они утверждали, что мировая душа есть третье лицо из Бога (а Deo) и что она приносит жизнь и спасение миру. В платоновской мировой душе Абеляр видит, таким образом, лицо Святого Духа. Мировой душой, полагает он, Платон называл Святого Духа, потому что через божественную благость все имеет жизнь пред Богом и ничто не мертво, т. е. бесполезно пред Ним.
6. В обосновании троичности доводами разума Абеляр довольствуется приведением нескольких сравнений или аналогий; последние, однако, таковы, что опять-таки указывают на модалистическое и субординационистическое понимание божественной Троицы. Важнейшее из них есть сравнение с печатью.
Печать составляет единство, однако, в ней нужно различать три момента: металл, из которого она сделана, форму, благодаря которой металл есть печать, и, наконец, целое, как печатающее, т. е. оттискивающее свою форму в воске
7. От доказательства троичности Абеляр переходит затем к более обстоятельному выяснению значения трех божественных свойств: всемогущества, премудрости и благости, с которыми он отождествил три лица Божества и которые он рассматривает затем в качестве божественных атрибутов. Следует заметить, что в этом трактате Абеляр, с одной стороны, принимает необходимость творения, а с другой – в отношении сотворенного мира держится оптимизма. Это выражается в следующей форме: Бог не может не делать того, что Он делает, а также не может сделать больше и лучше, чем Он действительно делает. Вот основания для такого взгляда:
а) Бог может делать только добро. Если бы, имея возможность творить добро, Он не делал его, то проявил бы Себя в некотором роде завистливым или несправедливым, в особенности потому, что творить добро для Него не составляет никакого труда. Далее, без сомнения, для всего, что Он делает или чего не делает, Он имеет справедливую причину, так что делает Он только то, или не делает только того, что должно случиться или чего не должно быть, и что Ему приличествует. Следовательно, все, что Он делает, Он делает с необходимостью, ибо если справедливо, чтобы нечто совершилось, то будет несправедливо, если оно не совершится. Но именно поэтому все, совершаемое Богом, есть наилучшее. Ведь если бы не совершаемое Им было так же хорошо, как и совершаемое, тогда не было бы никакого основания делать то и не делать этого, но без основания Бог не может действовать;
b) можно, конечно, возразить, что подобная точка зрения, с одной стороны, устраняет временность и случайность творения, а с другой – божественную свободу. Однако это возражение неосновательно. Во-первых, хотя воля Бога, направляемая к созиданию творений, вечна и необходима, но эти творения, по своей природе и взятые сами по себе, могут быть и не быть. Сами по себе они все-таки остаются всегда случайными. Во-вторых, в общем свобода воли состоит не в выборе того или другого, а в отсутствии принуждения делать что-либо против воли. Свобода есть только свобода от принуждения. И она должна быть приписана Богу даже при предположении, что Он необходимо творит мир, ибо творит Он его по своей воле, а не по принуждению. (Intr. ad Theol. 1. 3, 5, р. 1112 sqq. Theol. christ., p. 1323 sqq.).
3. Его этическое учение