c) третья ступень – «in ratione et secundum imaginationem».
Созерцание направляется в этом случае на сверхчувственное в чувственных вещах, на их идеи, поскольку они являются отблеском божественной сущности;d) четвертую ступень – «in ratione et secundum rationem».
Здесь созерцание сосредоточивается на чисто духовных существах, душах и ангелах, рассматривая в них Бога, как в «образе» Его, так как в духовных существах заключается «образ» (imago) Божий;e) пятая ступень – «supra rationem, sed non praeter rationem».
На этой ступени душа поднимается до созерцания Самого Бога, однако, лишь постольку, поскольку Он познаваем для нашего разума, – т. е. по Его сущности и Его атрибутам;f) шестая ступень, наконец, – «supra rationem et praeter rationem».
Здесь созерцание направляется на те непроницаемые тайны Божества, которые превосходят всю познавательную и воспринимающую способность нашего разума, – прежде всего на божественную Троичность, затем – на тайны божественного откровения.4. Но не только по различию объектов, а и по различию степени или интенсивности созерцания надо различать его разнообразные ступени. В этом направлении можно указать три ступени:
a) на первой ступени дух расширяется (mentis dilatatio),
т. е. кругозор созерцания становится больше; вследствие этого хрупкость и сухость души исчезают, и дух до известной степени плавится, подобно воску;b) на второй ступени дух возвышается (mentis sublevatio),
т. е. вследствие проникновения в душу божественного света созерцание переступает границы, в которых протекает обычная духовная жизнь человека;c) наконец, на третьей ступени дух отчуждается от самого себя (mentis alienatio);
это значит, что он приходит в такое состояние, когда умолкают все низшие психические силы, прекращается индивидуальное сознание, и созерцающий дух всецело погружается в океан божественного света, совершенно растворяясь в созерцании.5. Высшим проявлением человеческого духа служит исступление ума, или экстаз. Здесь «Рахиль» умирает в рождении «Вениамина», т. е. зарождение высшей, экстатической жизни возможно только при том условии, если чувство и разум становятся инертными, а остается отверстым только око интеллигенции. Однако человек собственными своими усилиями не может подняться на эту ступень мистической жизни. Здесь человек бессилен; все совершает сообщаемая ему Богом благодать просвещения. К этой ступени мистической жизни человек может себя приготовлять, предрасполагать, но часа озарения он должен выжидать. Созерцаемое человеком в этом состоянии экстаза должно быть потом непременно проверяемо при помощи Св. Писания; если оно противоречит последнему, то это – обман; если оно им не подтверждается, то сомнительно, или по крайней мере, недостоверно.
6. Кроме Ришара Сен-Викторского, следует назвать, наконец, его преемника по приорату, Вальтера Сен-Викторского. Он не был расположен к спекуляции в той мере, как его предшественник. Повод к этому ему дало высокомерие тогдашних «современных диалектиков». Ему хотелось бы, чтобы в вопросах теологии опирались не на доводы разума, но прежде всего и больше всего на авторитет отцов. Он написал книгу «Против четырех лабиринтов Франции»
(Абеляр, Гильберт, Петр Ломбард и Петр из Пуатье). В ней он приводит много тезисов из их сочинений, объявляет их еретическими и противопоставляет им католическое учение. Во всяком случае в борьбе против научного умозрения он заходил слишком далеко.7. Теперь нам остается еще упомянуть о трех мыслителях, у которых богословские и философские искания первого периода нашли известное завершение, поскольку эти мыслители систематически изложили и обработали результаты научного движения той эпохи.
IX. Петр Ломбардский, Алан из Рисселя и Иоанн Солсберийский
1. Обычно смотрят на Гильдеберта из Ловардина, архиепископа Турского, как на первого, давшего в начале XII в. систематический обзор догматов в своем «Tractatus theologicus».
Но этот труд, без сомнения, принадлежит не Гильдеберту, а Гуго из Св. Виктора. Систематическое изложение догматического материала в собственном смысле мы встречаем па протяжении XII в. в теологических сборниках, которые назывались Libri sententiarum. Авторами таких libri sententiarum называют Роберта Пуллейна (ум. 1150), Роберта Мелунского и Гюго Руанского (ум. 1164), а также Петра Пуатьерского, канцлера Парижского университета (ум. 1205). Но самое выдающееся произведение этой категории – «Quatuor libri sententiarum» — принадлежит Петру Ломбардскому, учителю в Париже (ум. 1164) [53].