История средневековой философии

2. Второй из названных мыслителей – Давид Динантский, ученик Амальриха и преподаватель в Париже. В своей книге «De tomis, h. e. De divisionibus», которую цитирует Альберт Великий, он утверждает, что Бог есть первая материя, которая лежит в основе всех вещей, телесных и духовных, как их единообразный субстрат. Он различает три рода вещей: тела, души и отделенные субстрации. Первые имеют свое единство в материи, души – в νỏυς, отделенные субстации – в Боге. Но три принципа – Бог, νỏυς и материя – в последней инстанции не могут быть отличаемы друг от друга. Если бы они были различны, то должны были бы отличаться своими специфическими формами, и поэтому пришлось бы допустить для них всеобщее, которое могло бы быть, оформлено в эти три вида бытия. Принять же такой высший род было бы неосновательно, так как в этом случае пришлось бы мыслить бытие некоторой материи ранее первой материи, ранее этой – другую и так далее, без конца. Следовательно, остается только материю, ум и Бога признать Единым[48].

3. Учение Амальриха и Давида Динантского было осуждено при папе Иннокентии III на соборах – Парижском (1209) и Латеранском (1215), а сочинения их были запрещены. Несомненно, что на их научные взгляды оказала влияние арабская философия, которая около этого времени стала приобретать известность на Западе.

VIII. Мистики

I. Бернард Клервоский

1. Когда речь идет о средневековой мистике, то нужно иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, христианские мистики Средних веков были далеки от того, чтобы считать мистическое созерцание обыкновенным путем интеллектуального познания. В мистическом созерцании они скорее видели нечто сверхъестественное, всецело обусловленное необычайным озарением божественной благодати. Обычный же путь человеческого познания они представляли себе так же, как и настоящие схоластики.

2. Во-вторых, они никогда не занимались исключительно одним только научным исследованием и описанием аскетически-созерцательной жизни; одновременно с этим они посвящали свои силы и собственно спекуляции. Но их философские произведения отличаются от соответствующих произведений других писателей главным образом тем, что элемент абстрактного мышления выступает в них на фоне мистических переживаний. Благодаря этому и спекулятивные выводы названных мыслителей получают известную мистическую окраску, а с ней вместе – и своеобразный благочестивый тон, так что их сочинения служат как цели назидания, так и образования.

3. Основателем христианской мистики Средних веков был Бернард Клервоский (1091–1153), которому его современники дали почетный титул «Doctor mellifluus». Направлявшаяся вширь и вглубь деятельность этого человека и огромное влияние, оказанное им на церковную жизнь и на исторические события того времени, сделали его имя бессмертным в истории церкви[49]. Но не это привлекает здесь наше внимание: мы будем иметь дело только с его учением, касающимся мистико-созерцательной жизни и изложенным в его сочинениях.

4. К сочинениям, посвященным мистико-созерцательной жизни, принадлежат его проповеди, и особенно три трактата: «De gradibus humilitatis», «De diligendo deo» и «De consideratione»[50]. В них основой всякого мистического вдохновения Бернард ставит смирение – добродетель, побуждающую человека считать себя незначительным и ничтожным. По двенадцати ступеням восходит эта добродетель к своему совершенству. Но смирение должно затем преобразоваться в любовь к Богу. От корней смиренномудрия должен развернуться цвет любви. А она уже вознесет дух на крыльях своих в сферу высшего просветления.

5. Когда посредством смирения и любви человек достигает высшей жизни духа, тогда он получает возможность созерцать истину своим умом, молитвенно и благоговейно проникать в ее глубины. И чем глубже в этом созерцании погружается он в извечную истину, тем больше растет его удивление перед ней. И вот вследствие этого-то изумления и восхищения дух выходит из себя и в таком состоянии исступления может всецело погружаться в океан бесконечной истины. Это – состояние экстаза.

6. В момент подобного экстаза человек до известной степени, хотя и мимолетно, предвосхищает то состояние, в которое душа перейдет по смерти тела. Ибо там, в будущей жизни, как бы расплавится окаменелость нашей воли, все наше хотение растворится в божественном хотении, изольется в него. Как капли воды, падая в вино, переходят всецело в него, так и душа в будущей жизни не удержит ничего от себя самой, но всецело перейдет в Бога, однако, не в том смысле, что ее сущность, субстанция исчезнет, – нет, она пребудет вечно, – но она всецело воспримет божественную форму. Это – обожествление.

2. Гуго Сен-Викторский