История татар. Том I. Народы степной Евразии в древности

При обзоре историографии истории тюркских народов невозможно пройти мимо вышедшей в 1931 г. книги Б.Я. Владимирцова «Общественный строй монголов: монгольский кочевой феодализм». Несмотря на то, что этот труд не имеет прямого отношения к тюркским народам, он сыграл заметную роль в развитии отечественной исторической тюркологии. В этой работе Владимирцов «впервые во всей полноте поставил вопрос о характере общественных отношений у монголов в средние века, показал, насколько монгольские племена эпохи Чингиз-хана отличались друг от друга по уровню своего общественного развития» [Кляшторный, Ромодин, 1970, с. 152–153], и в то же время он отметил, что в чертах родового быта монгол «нет ничего особенного и оригинального, что бы выделяло древних монголов из ряда других народов, живущих или живших родовым строем» [Владимирцов, 1931, с. 58]. Таким образом, закономерности, присущие развитию монгольского кочевого общества, могут быть приложимы и к другим степным народам, в том числе и тюркам. В монографии Владимирцова впервые дана достаточно полная, детальная картина становления основ кочевой государственности на основе подробнейшего анализа социально-экономического развития монгольского общества. Концепция Владимирцова о сложении монгольского государства вкратце выглядит следующим образом. В XII в. в степях Монголии протекают два взаимосвязанных процесса — идет разложение родового строя и начинается переход от куренного к аильному способу кочевания. При аильном кочевании богатый скотовладелец разделяет свои стада по аилам, где скот пасется под присмотром зависимых людей. Набирает обороты процесс расслоения древнемонгольского общества на богатых скотовладельцев, лично свободных, но не богатых общинников и на зависимых людей. На этом фоне складывается кочевая аристократия, представители которой окружают себя различными категориями зависимых людей — рабов, крепостных вассалов, а также дружиной. Формируется система эксплуатации как зависимых так и формально свободных людей, вырабатываются отношения иерархической соподчиненности и вассалитета. Все эти явления, по мнению Владимирцова, являются признаками феодального строя с кочевой спецификой. В XII в. происходят постоянные стычки между различными группами кочевой феодальной аристократии за гегемонию в степи. Но, несмотря на всю ожесточенность столкновений, основная цель враждующих группировок была одна — установить единую стабильную власть, которая бы отвечала интересам разбогатевшей кочевой аристократии. На этой волне и происходит образование Монгольской империи во главе с Чингиз-ханом. Б.Я. Владимирцов дал описание становления и последовательного развития классового общества у монгольских племен, которое он определил как феодальное. По мнению ученого, «то, что происходило в нарождающемся государстве Чингиз-хана, вероятно, происходило и в других хаанатах, но, может быть, не принимало таких размеров и не было так строго организовано». Закономерным итогом процесса классообразования стало, согласно концепции Владимирцова, формирование монгольского феодального государства.

Работа Б.Я. Владимирцова подводит своеобразный итог дореволюционному периоду отечественного кочевниковедения. Хотя книга и была написана уже в годы советской власти, в ней, как и в последних работах В.В. Бартольда, нет жестких формулировок исторического материализма, присущих сочинениям советских тюркологов, таких, как С.П. Толстов, А.Н. Бернштам и др.

Официальная дореволюционная историография истории России относила кочевников к разряду т. н. «неисторических» народов [Мавродина, 1983, с. 12]. В трудах Н.М. Карамзина, С.М. Соловьева, В.О. Ключевского и других история тюркоязычных кочевников рассматривалась лишь в свете их взаимоотношений с Русью, а отношения эти трактовались как борьба цивилизованной Руси с «варварами», как непримиримое противоборство «леса» со «степью». Влияние кочевников на ход русской истории объяснялось как однозначно негативное. «Борьба со степным кочевником, половчанином, злым татарином, длившаяся с VIII почти до конца XVII в., самое тяжелое историческое воспоминание русского народа. Тысячелетнее и враждебное соседство с хищным степным азиатом — это такое обстоятельство, которое одно может покрыть не один европейский недочет в русской исторической жизни», — такой вывод в свое время сделал В.О. Ключевский (цит. по.: [Мавродина, 1983, с. 17]). Подобный подход, господствовавший в официальной историографии вплоть до 1917 г., заметно влиял на формирование в русском обществе представлений о роли тюркских народов в истории России.