Опираясь на сведения средневековых авторов, американский историк П. Голден рисует следующую схему хода и причин миграции огузов и печенегов с востока евразийских степей в Восточную Европу: вследствие продолжительных войн между огузами и уйгурами, имевшими место в 20-40-е годы IX в., огузы и их союзники карлуки были вытеснены в Семиречье, где они столкнулись с печенегами (кангарами-кенгересами) и вытеснили последних вначале в Приаралье, а затем и далее — в Заволжье и Приуралье [Golden, 1967, с. 59–61]. Однако едва ли низовья Сырдарьи, удаленные и отрезанные песками от границ богатых азиатских государств, выглядели в глазах печенегов и огузов «землей обетованной», за которую следовало бы драться до последней капли крови. Скорее всего, печенеги так и продолжали свое движение на запад, до поволжских границ Хазарского каганата, куда вслед за ними вскоре прорываются и огузы.
С целью очистить заволжские степи от печенегов огузы вступают в соглашение с хазарами (обратную инициативу представить трудно, поскольку для хазар, очевидно, не было принципиальной разницы в том, кто будет тревожить их восточные рубежи — печенеги или огузы), поставив печенегов «между молотом и наковальней». Для последних из этой ситуации оставался единственный выход — идти далее в поисках более спокойного места. Таковыми, на наш взгляд, были этнополитические предпосылки образования вдоль южной кромки Волго-Уральской лесостепи Заволжской Печенегии, территории, которая одновременно была и промежуточным пунктом на пути движения печенегов на запад, и их глубоким тылом. Именно здесь, т. е. у северных границ Заволжской Печенегии, в начале X в. кочевали древние башкиры (по Ибн Фадлану — на р. Кондурча) — третья группа тюркоязычных племен, зафиксированная средневековыми письменными источниками в Урало-Поволжье, которую Р.Г. Кузеев помещает в авангарде печенежской миграции в Урало-Волжские степи [Кузеев, 1992, c.59].
Итак, оттеснив, с помощью хазар, печенегов на северную окраину Волго-Уральской степи, огузы получили в свое распоряжение территорию, если и не столь обильную своим экологическим потенциалом, но чрезвычайно удобную с точки зрения культурно-экономического взаимодействия кочевого и оседлого миров. Прежде всего из нижневолжских степей открывались прямые пути к основным городским цивилизациям Восточной Европы и Средней Азии: только Волга отделяла огузов от хазарских городов с их рынками и ремесленными мастерскими. Причем если письменные источники (ал-Масуди) сообщают о регулярных зимних набегах огузов на хазарские крепости (весьма своеобразная «благодарность» хазарам за помощь в изгнании печенегов), то соответствующие археологические памятники вообще позволяют предполагать наличие огузского «плацдарма» по правому берегу Нижней Волги (хут. Кузин, Старица, Кривая Лука III, Барановский, Никольский V и др.), опираясь на который огузы осуществляли свои набеги на хазар и с которыми последние, очевидно, вынуждены были мириться.
Затем, от южных пределов огузских кочевий, у подножия Северного Чинка, шел через Устюрт древний караванный путь, снабженный колодцами, следуя которым можно было беспрепятственно достигнуть северных границ Хорезма и города Кят — основного центра огузо-хорезмийской торговли.
И, наконец, в середине — второй половине X в. недалеко от северных границ «Дешт-и-огуз» появляется еще один крупный торгово-ремесленный центр — городище на Самарской Луке, в археологической литературе известное как «Муромский городок» — самый южный город домонгольской Волжской Булгарии.
Все эти факторы обеспечивали важное условие сбалансированного кочевнического хозяйства — устойчивые торговые связи с оседлыми земледельческим и ремесленным населением городов, и наличие близких рынков сбыта для выращенного скота и захваченных рабов.
В гораздо худшем положении оказались печенеги, прижатые к южной границе Волго-Уральской лесостепи: с севера вздымались отроги Бугульминско-Белебеевской возвышенности, по своим природным и климатическим условиям плохо приспособленной для кочевого скотоводства (сильно изрезанный рельеф, отсутствие крупных водных источников, толстый, 50–60 см., и долго лежащий снежный покров, частые летние засухи). Находящаяся в стадии становления Волжская Булгария со своими еще не устоявшимися границами также едва ли была в состоянии выступить в роли покровителя, как это впоследствии произошло между Киевской Русью и тюрко-печенегами («черными клобуками»). Впрочем, не исключено, что какая-то часть печенегов могла найти прибежище в волжско-булгарских пределах, чему свидетельством, надо полагать, служит появление на поселениях южных районов Волжской Булгарии лепной плоскодонной посуды (т. н. II этнокультурная группа керамики), которая, по мнению Т.А. Хлебниковой, типологически сопоставима с посудой памятников кочевнической группы салтово-маяцкой культуры, оставленных различными племенами Хазарского каганата: болгарами, хазарами, печенегами и гузами.