Но чтоб мог я под именем Правительства разуметь особу Вашего Величества—душа моя возмущается при размышленіи, что я доведен до того, чтоб опровергать сію гнусную клевету иначе, как презреніем. С 1801 года, чрез 12 лет, в разных разстояніях от Вашего лица, я неуклонно следовал сердцем и душою за всеми Вашими намереніями, и в последствіи два года был близким их исполнителем. Во всех представленіях монх я пмел дело с одним Вашим разумом и никогда не хотел обольщать Вашего сердца. Ваш разум и строгая с моей стороны логика были одни мои орудія; в них состояла вся тайна моих работ и успехов. Никогда и ни в чем важном не желал, да и не мог я получить Вашего согласія, иначе, как посредством самых точных доказательств и разсужденій. Для сего сочиняемы были мною недокладныя записки, но, можно сказать, целыя книги. В истине всего сего смею сослаться на собственныя Ваши воспомннанія, на все докладрыя бумаги, кои я Вам подпосил. Каким-же образом, с какою уродливою лживостію, против ежедневнаго моего опыта, вздумал я порицать и злословить в последнее время то, что очевидно чтил и уважал в теченіи столь многих лет? Для чего? Какую цель могла иметь сія лживость? Возбудить неудовольствие? Но в ком? В Армфельде? Въ
Балашеве? И на какой-же конец? Чтоб сделать переворота в Правительстве? Но в чью пользу? Где способы? Где связи? В делахъ
20-ти летней службы, во всех бумагах, в двугодичном мсем удаленіи, во всех надзорах и изысканіях, тогда как сердца и уши от крыты слушать обо мне всякую клевету и нелепость, отрыл-ли кто один след, одпу тень какой-либо связи подозрительной?
Здесь одна горестная мысль раздирает мое сердце; непріятели мои могли сомневаться в политических моих правилах, могли думать о привязанности моей к французской систем; но Ваше Величество, зная мои по сей части работы, не могли колебаться. Поведете мое столь было ясно, что еслиб бумаги и дела мои можно было напечатать, тогда сами непріятели мои устыдились бы своих предположеній. Не. я ли был один из первых, который обращал внимапіе Вашего Величества на предстоявшую войну и на все козни, ей предшествовавшія? Ссылаюсь на подробныя записки, многократно, в разных эпохах и за долгое время поднесенныя. Оне все находятся в моих бумагах. Смею себе присвоить, что никто, может быть, по крайней мере случайно, столько не содействовал, чтоб за ранее осветить истинныя намеренія Франціи, как я. Когда отправляли в Париж графа Нессельроде на краткое время с порученіем финансовым по займу, тогда предположенному, и совсем без видов дипломатическпх, не я ли представлял Вашему Величеству открыть с ним переписку, которая в последствіи соделалась одним из главных источников сведеній вернейших и полезнейших? И впрочем, еслибы и не мог я привести сих и сим подобных подробностей и доводов, как можно вообще согласить следующія протнворечія : быть преданным Франціи и лишить ее всей торговли в Россіи введеніем новаго тарифа; желать разрушенія порядка и в тоже время всемерно содействовать его устроенію; желать ослабить Правительство и вместе возвышать его доходы; быть глубоким честолюбцем и иметь вокруг себя одних врагов; желать привести у народа в ненависть Правительство и себя перваго, и прежде всего, подвергать неминуемо сей самой ненависти? Пусть согласят все сіе мои доносители, — мне и писать и мыслить о семъ—уже омерзительно.
Между тем однакоже сіе жестокое предубежденіе о связях моих с Франціею, быв поддержано эпохою моего удаленія 50), составляем теперь самое важное и, могу сказать,
Вам единственно, Всемилостивейшій Государь, Вашей справедливости принадлежит его изгладить. Смею утвердительно сказать : в вечной ііравд~е пред Богом, Вы обязаны, Государь, сіе сделать. Вы не можете тут иметь во мне ни малейшаго сомненія; Вашею тайною, а не своею я связан; следовательно Вам-же и развязать все должно. Финансы, налоги, новыя установленія, все дела публичныя, в коих я имел счастіе быть Вашим исполнителем, все оправдается временем; по здесь, чем я оправдаюсь, когда все покрыто и должно быть покрыто тайною?
Обращаясь еще раз к личным отзывам, от чего, спросят, доходили от разных лиц одне вести? От того, что сіи разныя лица составляли одно тело, а
Еслибы в правоте моей совести и дел нужно мне было низпускаться к сим потаенным сплетням, на коих основаны мои обвиненія, я легко мог бы показать и начало их, и ироисхожденіе, открыть и воздутныя их финансовыя системы и личные корыстолюбивые их разсчеты; указать все лица, запечатлеть каждаго из нпх своею печатью; обличить ложь в самом ея средоточіи и представить на все ясные доводы, что они сами-бы, может быть, онемели. Но к чему все сіи улики? Оне будут теперь иметь видь