История варварских государств

Все это делает опору королевской власти более узкой, но и более сплоченной. Если Ротари для ратификации своего эдикта созывал народное собрание, а Гримоальд говорит о «согласии всех», что тоже подразумевает такое собрание, то короли-законодатели более позднего времени этого уже не делали. Лишь в первом году своего правления Лиутпранд обнародовал законы в присутствии народа (populus).

В дальнейшем народ уже не упоминается[472]. Новые законы являлись уже не волеизъявлением лангобардского народа, а проявлением королевской воли, хотя и с согласия знати. Огромное влияние на это оказало принятие католицизма. Оно привело к отказу не только от старой веры, но и от ряда старых установлений, и к принятию новых принципов власти, имперско-ортодоксальных (католическо-православных). Лиутпранд называет себя не просто королем рода лангобардов, как ранее, а католическим королем этого рода, избранным Богом. Не наследование власти и не избрание народом, а воля Бога определяет занятие трона. Идея особого покровительства Бога королю и ранее не была чужда лангобардам. Еще Агилульф называл себя королем милостью Бога (gratia Dei). Ротари в самом начале своего эдикта говорит о милости к нему всемогущего Бога (Dei omnipotentis gratiam). Кунигперт, как упоминалось, чеканил золотую монету с собственным изображением. Теперь это все окончательно оформляется в концепцию католической королевской власти, идущей от Бога. Лиутпранд даже порой называет себя принцепсом, как и римский император, а королевский дворец, как и императорский, именуется священным (sacer palatium). Кроме того, Лиутпранд не ограничивается сравнением с римским (византийским) императором, но позиционирует себя (впрочем, как и император) как библейского царя, руководящего своим народом по Божьей воле. Эта новая концепция королевской власти и более дробная стратификация самого лангобардского общества, утвердившаяся в VIII в., означает преодоление родоплеменных принципов, с которыми лангобарды пришли в Италию менее двухсот лет назад и которые еще были действенны в предыдущем столетии.

Утверждение новой концепции королевской власти не привело, однако, к усилению самой этой власти. Решительно преодолеть центробежные тенденции, заложенные в первую очередь в существовании герцогств, короли так и не смогли. После эдикта Ротари герцоги более не упоминаются в законах, но это не означает ни уменьшения их значимости, ни, тем более, их исчезновения. Более того, появление и у герцогов своих газиндов укрепило их положение. Соотношение сил между двумя политическими институтами — монархией и герцогством — по-прежнему зависело от конкретной ситуации и от конкретных личностей. Это ясно проявилось после смерти Лиутпранда.

Лиутпранд умер в 744 г. Еще за несколько лет до этого он, не имея сыновей, сделал своим соправителем своего племянника Гильдебранда. Однако тот правил лишь семь месяцев и был свергнут. Видимо, жесткая политика Лиутпранда вызвала недовольство большой части лангобардской знати, которая закономерно видела в его племяннике продолжателя прежнего курса. По-видимому, на это событие влияние оказал все тот же «римский вопрос». Королем был избран фриульский герцог Ратхис. Он вопреки лангобардским законам был женат на римлянке Тассии. Поэтому можно думать, что вокруг него сгруппировалась та часть лагобардской знати, которая стояла за более тесные взаимоотношения не только с католической Церковью и папой, но и с итало-римской знатью. Ратхис в еще большей степени, чем Лиутпранд, пытался опереться на католическую Церковь. Если Лиутпранд в своей политике вступал в конфликт с папой, то Ратхис пытался такого конфликта избежать.

Это не помешало ему продолжить наступление на остатки Равеннского экзархата, но и его он прекратил после вмешательства папы Захарии, который убедил короля снять осаду с города Перузии (Перуджи). Этот поступок короля стал, по-видимому. последним толчком для возмущения лангобардской знати или, по крайней мере, ее значительной части. Можно полагать, что сторонники «лангобардской партии» выступили против Ратхиса. И он не только отрекся от престола, но и вместе с женой и дочерью постригся в монахи. Сам он вступил в знаменитый монастырь Монте Кассино, а жена и дочь стали основательницами женского монастыря неподалеку от Монте Кассино. О том, что этот поступок был вынужденным, говорит тот факт, что позже Ратхис попытался вмешаться в политическую борьбу и вернуть себе трон.