История Вечного Жида, содержащая краткий и правдивый абрис его удивительнейшего путешествия, продолжавшегося почти 18 столетий

Учителя нравственности очень часто в своих оценках касаются моды, балов и игрищ. Это вещи, либо обладающие значимостью, либо нет, соответственно тому, обладают ли их толкователи опытом или нет. Чтобы привести к согласию человеческую природу и здоровый разум учителей нравственности, все те, для которых названные вещи вошли в привычку, должны сделать это сразу, а другие не должны пытаться придавать им больше значимости, чем они того заслуживают. Так как я человек бездеятельный и не являюсь женщиной, и потому, что слабо стою на ногах, то, напротив, уверяю вас и всех других, что среди всех земных вещей лучшими являются зрелища, и что они могут быть бесконечно полезны, дабы управлять бездеятельностью.

Первым делом я намереваюсь сделать распространенным Учение о моде в двенадцати фолиантах, из которых каждый состоит из тридцати и более того из тридцати одной главы, которые, в свою очередь, включают в себя двадцать четыре параграфа, а всему сочинению присовокупить историко-критический и политически-литературный комментарий, а также триста шестьдесят пять гравюр. Я постараюсь указать, в каком масштабе можно оценить моральное состояние фривольной женщины после обычного осмотра ее платья. Я постараюсь разгадать сердце, душу и образ прекрасного творения, которое воспитанник Филиппа Доброго принимает поначалу за маргаритку[47], чью привлекательность, однако, он приносит в дар беспредельному поклонению[48]. Я постараюсь показать то, что каждый уже знает: существует образ элегантности, который предполагает и вселяет известное нечто, что одному нравится, а другого возмущает, тогда как существует иной стиль элегантности, созданный для того же, и предполагает в женщинах направленные против них самих определенные представления о роскоши, гордости и уважении личной ценности. На деле оба вида биржевой деятельности кошелька супруга одинаково печальны, а для семей, которые по воле случая не зажиточны, одинаково пагубны.

Однако не высказываюсь ли я как мудрец вместо того, чтобы повествовать как (обычный) путешественник. Обратимся мы лучше к Мадриду и посмотрим, как Филипп V флиртует с принцессой Орсина. Этот князь сделал бы лучше, если бы повесился или утопился, чем обладать реальной возлюбленной. Напротив, из-за своего меланхолического характера он нуждался в выдуманной любовнице. Утомленные в силу каких-то причин, ум или сердце ввергают человека в такое состояние, что исполнение его воли становится для него трудным делом, поэтому он не требует от себя ничего иного, как для пользы другой персоны отказаться от этого. Частные лица не всегда находят обаятельных женщин, которые хотели бы сделать подобное приобретение. Но принцы ищут не напрасно, и они всегда встречают некую принцессу Орсина, более или менее прекрасную, более или менее обладающую манией повелевания.

Любовные увлечения Людовика XV маркизой де Помпадур и другими прекрасными женщинами не подобны в целом увлечениям Филиппа V. Мне рассказали в то время от двух до трех сотен анекдотов об «Оленьем парке», где имелось довольно хорошо прирученных сучек, однако я не могу более вспоминать о них. Венера тогда проживала в Версальском замке, а маршал Ришелье был ее главным исповедником. Этот человек в течение своей жизни занимал прочные, а также множество неустойчивых должностей, что принесло ему много славы и (доставило) большое наслаждение, однако к несчастью его галантность была совершенно не подобна той, присущей Генриху IV, ибо, в сущности, маршал был законченным эгоистом. Женщины признавали его учтивость, не не обретали его благосклонность. Говорят, он привнес актуалии своей эпохи на Елисейские поля с Нинон де Ланкло, с Фонтенелем и Вольтером, жизнь которых доказывает, что ничто так сильно не помогает быть любимым каждым, как не любить никого. Правда и то, что люди являются ясновидящими, благородными и рассудительными[49].

В то время, когда Людовик XIV бесконечно гонялся в Версале за удовольствиями, король Карл VI в Вене наслаждался способом достохвальным тем, что разрешал ставить оперы Метастазио. Я знавал королеву в годы ее юности и почитал ее до одного определенного момента, несмотря на ее пристрастие к властолюбивому Каунитцу и многим другим, достойным ненависти личностям. Почему все-таки женщины, управляющие государством, не избирают министров своего собственного пола? Я почти уверен, дела пошли бы тогда лучше. Я должен сказать слово о Фридрихе II, которого с полным правом называют мудрецом из Сан-Суси, ибо его характеру было присуще некое доброжелательство, однако такое же сильное себялюбие, развитое и среди мудрецов, которых он содержал у себя словно редких зверей в зверинце. Я видел его в парке Подсдама, в больших сапогах, в шляпе на ушах и с его длинным рогом. Этот князь должен был выглядеть как великий полководец, однако его следует считать деспотом, но не великим королем. Он истощил свое королевство из-за жестких требований, которые не находились в гармонии с его средствами, и уготовили его наследникам печальное будущее[50].