История Византийских императоров. От Василия I Македонянина до Михаила VI Стратиотика

Когда это случилось, Григорий Гильдебранд был во Франции, откуда поспешил принять участие в выборе нового папы. По его подсказке понтификом был избран германский прелат Гебхард, епископ Эйхштадта, страстный поклонник императора Генриха III, принявший имя Виктора II (1055–1057). Но это было еще впереди, а пока вернемся к событиям, приведшим к Великому расколу Кафолической Церкви.

Глава 4. Великий раскол 1054 г.

После умиротворения Западной Церкви, настал черед Константинополя, к патриархам которого Григорий Гильдебранд и папа Лев IX относились с высокомерным презрением. Выступив против епископа Беренгария, отрицавшего учение о пресуществлении, Гильдебранд сильно охладил и без того малодружеские отношения с Восточной Церковью. А папа Лев IX решил ревизовать статус Константинопольского патриарха, найдя его излишне завышенным и неканоничным. В своем послании в Константинополь Лев IX доказывал, будто Константинопольская Церковь является только «дочерью» Римской Церкви, испокон века главенствующей на Востоке и Западе, и никак престол «Нового Рима» не может называться «вселенским». Видимо, в ответном послании с Востока ему напомнили характеристики пап последних двух столетий, далеко не лицеприятные, но Лев IX не растерялся. Спокойно и хладнокровно, как будто читая лекцию, понтифик оправдывался от этих обвинений, доказывая, что между officium (священным саном) и meritum (личными заслугами) нет никакой устойчивой связи[851].

Наверное, этого можно было и не делать, поскольку еще со времен древней Церкви это разделение считалось общепризнанным. И речь должна была идти не о «личных заслугах», а о том, что многие папы последних столетий подрывали авторитет самой Римской Церкви, издревне имевшей большой авторитет во всем православном мире — несомненный факт для христианского Востока. Такой же безусловный, как и прерогативы Константинопольской кафедры, полученные еще со времен II Вселенского Собора. Почему папа должен был восстанавливать авторитет Апостольского престола за счет уничижения Константинопольского патриарха? Этот вопрос, гораздо более актуальный, чем притязания Рима, понтифик вполне благоразумно для себя не затрагивал.

Неожиданно к 1046 г. он получил поддержку в Константинополе в лице императора Константина IX Мономаха. Объективные обстоятельства вынудили василевса искать новой основы для столь нужного ему союза с Римом, поскольку авторитетом папы он надеялся немного урезонить ставшего чрезмерно могущественным патриарха Михаила Керуллария. К тому же царь не оставлял надежды вернуть утраченные итальянские владения. Узнав о резко выросшем авторитете папы в период понтификата Льва IX — человека глубоко благочестивого, василевс попытался навести дипломатические каналы.

Одним из его соратников явился итальянец Аргир Мелит, урожденный аристократ города Бари, ставший горячим пропагандистом объединения усилий Византийского императора и Римского епископа. Это была авторитетная и сильная личность, имевшая большое влияние на внешние события. Достаточно сказать, что в 1042 г., когда возникла апостасия Маниака, император Константин Мономах много сделал, чтобы привлечь Аргира на свою сторону; это в немалой степени предопределило победу над мятежником[852]. Его назначили катепаном Италии, дали титул магистра, и в течение долгого времени Аргир проживал в Константинополе, ведя переговоры с императорским двором и патриаршим окружением о перспективах союза с Римом.

Альянс Константинополя и Апостольской кафедры был объективно выгоден обеим сторонам. Норманны, овладевшие многими областями Южной Италии, уже вплотную подошли к границам папских владений. Местное население, затерроризированное варягами, дошло до такой степени ненависти к ним, что, по словам одного очевидца, «почти невозможно для нормандца, даже если он — паломник, появляться в итальянских городах без риска быть похищенным, ограбленным, избитым или закованным в цепи, если только он не испустит дух в темнице». Император Генрих III, презрев родственные узы, принял от норманнов вассальную клятву и остался глух к просьбе двоюродного брата и Римского епископа выступить в защиту папских владений. А уступка норманнам герцогства Беневенто, являвшегося папской собственностью, определила вектор внешней политики Льва IX. И хотя зимой с 1050 на 1051 г. население Беневента вскоре изгнало своих новых правителей и просило папу принять их под апостольский омофор, ни Французский король, ни Западный император не откликнулись на призыв Римского епископа.