Стоит лишь посмотреть на разницу между фалангой и каре, как ее излагает сам Дельбрюк, чтобы тотчас же признать, что развитие средств производства привело к развитию фаланги из каре. Преимущество тонкой фаланги перед глубоким каре состояло в том, что она могла ввести в бой гораздо больше бойцов и оружия. 10 000 чел. в 10-шеренговой фаланге имели в первой шеренге 1000 чел., тогда как каре той же силы имело 100 чел. в глубину и 100 чел. по фронту. Таким образом, фаланга могла охватывать; если каре не пробивало ее немедленно, оно очень быстро могло быть окружено со всех сторон. Эта разница находит объяснение в том факте, что греки и римляне в то время, когда они появились в истории со своей фалангой, обладали уже развитой индустрией, облегчавшей им более широкое производство оружия; наоборот, у германцев как раз в этом отношении дело обстояло очень плохо в тот момент, когда они вступили в историю со своим каре; они принуждены были иметь узкий фронт, так как у них было лишь очень ограниченное количество хорошего вооружения и они стремились восполнить этот недостаток тем, что делали возможно неотразимее первый массовый удар.
С другой стороны, развитие индустрии у греков и римлян разрушало примитивное первобытное единство, которым был пропитан весь быт германцев. Греко-римская фаланга могла считаться разбитой, как только она была разорвана. Германцы гораздо скорей могли потерять всякий внешний порядок, но могли беспорядочными группами и совершенно разрозненно наступать или отступать среди скал и лесов. Душа тактической части сохранялась неизменной; сохранялись внутренняя связь, взаимное доверие, умение действовать в подчинении инстинкту или призыву вождя. Германцы не только были пригодны для правильной битвы, но особенно годились для рассыпного боя, для нападения в лесу, для засад, притворных отступлений и вообще для малой войны всякого рода.
Вести малую войну на германской земле римляне не отваживались и даже не пытались. Завоевание суровой негостеприимной страны привлекало их очень мало. Им нужно было задушить германскую свободу лишь для того, чтобы защитить завоеванную Галлию от нападения германских варваров. Если бы они могли надеяться смирить дикий народ подавляющим количеством своих войск, то перед ними, как самое большое затруднение, вставал вопрос о продовольствии, и притом в такой форме, которой не знал Цезарь при завоевании плодородной и богатой Галлии. Прокормить большое войско в глубине Германии было очень трудно; страна с таким скудным земледелием могла дать лишь
очень мало, а продовольственным обозам приходилось проходить большие расстояния по проселочным дорогам — это требовало мощного аппарата,— что было особенно затруднительно в такой стране, как тогдашняя Германия, где совершенно отсутствовали искусственные дороги.
И действительно, при первой же попытке продвинуться в глубь страны римский полководец Друз должен был вернуться обратно. Он создал себе двойную базу на водном пути. Прежде всего он провел канал из Рейна в Иссель, позволивший ему проникнуть через Цвидерское озеро прямо к берегам Северного моря, Fossa Drusiana (Друзианский ров), существующий и до сих пор; затем он использовал как водный путь р. Липпе, впадающую в Рейн как раз напротив главной крепости римлян на Нижнем Рейне, у лагеря Фетера (Биртен) при Ксантене. Весной, а также в течение известной части года р. Липпе может быть использована как водный путь, почти до самых своих верховьев; поднявшись по ней, Друз построил на том месте, где она становится уже несудоходной, небольшую крепость Ализо, служившую складом. Дельбрюк доказывает блестящим образом, что эта прославленная крепость не могла ни в коем случае быть средством для покорения и усмирения соседних народностей. «Германцы представляли собой нечто иное, чем хотя бы современные негры, которых можно держать в покорности на большом пространстве, посылая лишь небольшие экспедиции из укрепленного пункта». Но как склад Ализо имел свой смысл: если римское войско пользовалось водным путем для своего обслуживания, то этот водный путь нуждался в конечном пункте, где челны выгружали бы свой груз, а провиантские обозы препровождали бы его дальше в глубь страны. Если бы рожь и муку надо было везти не с Рейна, но нагружать за 150 километров по прямому измерению, ведение войны в Средней Германии было бы совершенно немыслимым.
Способом же, указанным выше, завоевание Германии могло казаться возможным. Друз принудил береговые народности к признанию римского владычества, а после него Тиверий привел к покорности все племена до границ Эльбы, не прибегая к большим боям. Объяснения этого поразительного факта Дельбрюк ищет, по примеру Ранке, в том, что германцы бросились в объятия Друза и Тиберия из страха перед большим королевством, основанным в Богемии князем маркоманнов Марбодом, распространившим уже свои владения за Нижнюю Эльбу, так же, как галлы, из страха перед королевством Ариовиста, бросились в объятия Цезаря. Римляне пришли как союзники, и
Германец