История войн и военного искусства

Народонаселение Римской империи в середине третьего сто­летия Дельбрюк исчисляет, наоборот, самое меньшее в 90 000 000 чел., но «оно вполне может быть принято и за 150 000 000». Те­перь он спрашивает: «Мыслимо ли, чтобы такая масса населения уступила напору орд варваров, из которых каждая достигала не более 5000 — 15 000 чел.? Я думаю, что если это действительно так было, то в истории не существует более важного происше­ствия. Поражение римского народа пытались объяснить падением его численности. Но это не так. Римская империя была полна лю­дей и сильных рук, когда она все же пала под ударами совсем небольших варварских орд. Мировая история получает с этого момента освещение как относительно прошлого, так и будущего времени. Откуда же исходит этот свет? От неизмеримо большо­го превосходства регулярного войска над народным ополчени­ем». Здесь поклонник немецкого милитаризма совсем ослепил историка, и этот аргумент звучит особенно странно в сочинении, начавшемся с описания блестящих побед греческого гражданско­го ополчения над персидским профессиональным войском.

В изложении истории военного искусства средних веков Дельбрюк снова становится на правильный путь, но мы не мо­жем проследить здесь даже в общих чертах, как произошел опи­сываемый им полный переворот в военном искусстве. Как воен­ное сословие, германцы осели в провинциях Римской империи, охватив ее тонким слоем, одев ее, если можно так выразиться, при чудовищном ее разложении, как бы новой кожей и создав, таким образом, новое римско-германское государство. В васса­литете, связанном с земельными наделами в ленной системе, они нашли, прежде всего во франкском государстве, форму для сохранения пригодного военного сословия. Воины были по пре­имуществу всадниками и приносили с собой необходимое про­довольствие; вооружение каждого отдельного воина представ­ляло собой большую тяжесть; по старофранкскому обычаю оно оценивалось (шлем, панцирь, меч, копье, боевой конь) стоимо­стью 45 коров или 15 кобылиц, т. е. стоимостью крупного скота целой деревни. К этому прибавлялось продовольствие, повозка с упряжкой или вьючное животное для перевозки продовольст­вия и слуга к этому животному.

Переход от старого народного ополчения с королем как пред­водителем народа во главе к ополчению из вассалов и их подвас­салов с королем как верховным ленным владельцем происхо­дил медленно, но безостановочно.

При Карле Великом народное ополчение существовало еще по государственному праву и по форме, но не фактически; «кре­стьянские войска» Карла относятся к области басен; он никогда не выводил в поле крестьянских массовых войск, а выводил лишь небольшую квалифицированную армию. При его внуках народ­ное ополчение окончательно отжило; военное дело стало цели­ком покоиться на вассалитете; лишь в ландштурме — в ополче­нии для защиты от вражеских нашествий — продолжала жить старая всеобщая воинская повинность.

Г-н Дельбрюк излагает это развитие и прогрессирующее феодализирование военного дела в весьма детальных и основа­тельных исследованиях, подробное рассмотрение которых здесь завело бы нас слишком далеко. К тому же история средневеко­вого военного искусства не имеет крупного интереса. Развитие феодального ленного государства полно войн и военной шуми­хи, но его военные возможности чрезвычайно малы, войска не­велики по численности. В них отсутствует военная дисципли­на. Рыцари — главный род войска — имеют так же мало общего с античной или современной кавалерией, как их пешие слуги — их вспомогательные войска — с античной или современной пе­хотой. Война происходит постоянно, но битвы, имеющие дей­ствительно историческое значение, как, например, битва на Лехфельде или же битва при Гастингсе, очень редки. Даже про­славленные войны Гогенштауфенов были простыми драками, о которых грешно говорить как о проявлении какого-нибудь военного искусства. В средние века не было, в сущности, ни тактики, ни стратегии; можно было бы говорить, лишь с неко­торыми оговорками, о стратегии на истощение в самом триви­альном значении этого слова.