Ежели Наполеон действительно желает мира, то возвращение Иллирии и уступка Варшавского герцогства не встретят с его стороны больших затруднений. Но расширение Пруссии в Германии и совершенная независимость ганзеатических городов либо, по крайней мере, Гамбурга и Любека, без сомнения, подадут повод к спору. Необходимо, чтобы министры союзных дворов объяснили определительно виды своих правительств, доказав очевидно, что они, не увлекаясь несбыточными мечтами расширения своих владений, желают только, чтобы Пруссия получила такие границы, какие необходимы для ее безопасности. Подобным же образом союзные дворы желали бы, чтобы Австрия была обеспечена, в отношении к собственной защите, возвращением Тироля и части Италии до реки Минчио с Мантуей. Что же касается до Пруссии, то единственная граница, могущая обеспечить от неприятельского вторжения ее германские земли, есть река Эльба с находящимися на ней крепостями, за исключением столицы Саксонии; прочие же саксонские владения, долженствующие отойти к Пруссии, должны быть вознаграждены уступкой других германских владений в пользу Саксонии. Если же не удастся войти в соглашение по сему предмету, то необходимо, чтобы Пруссия получила, по крайней мере, Магдебург, которого возвращение не только способствует ее усилению в оборонительном отношении, но и вообще важно тем, что эта крепость может служить большой преградой господству Франции на севере Германии. Если бы Наполеону удалось, как он предполагал, построить новую крепость на устье Гавеля и укрепить Гамбург, то пределы французской империи в действительности раздвинулись бы до Эльбы и территория Франции была бы прикрыта линией крепостей, подобно тому как прежние ее пределы охранялись тройным рядом укрепленных пунктов. Последствиями такого порядка вещей были бы совершенное рабство Германии и уничтожение в ней свободной торговли, потому что Наполеон приобрел бы владычество над балтийским прибрежьем. Из всего этого явствует необходимость разорвать линию по течению Эльбы, отдав Пруссии Магдебург. Сверх того, должно обеспечить прусские владения от переправы французских войск в нижней части сей реки. Независимость Гамбурга и Любека и свобода их сношений с Англией необходимы не только для Пруссии, но для Германии и вообще для Европы.
Если бы переговоры приняли такой оборот, что Франция согласилась бы на четыре условия, изложенные в конвенции 27 июня, то министры союзных дворов легко могут убедить венский кабинет в невозможности ограничиться сими требованиями, и должны стараться, чтобы он сам дал им большее развитие. Не говоря уже о разительном противоречии между подобными условиями и высказанными гласно намерениями союзников, надлежит решить: что может служить порукой Пруссии и Австрии в сохранении возвращенных им провинций, когда их оборонительные средства весьма лишь мало усилятся? Не возобновит ли Франция свои покушения, как только германские ополчения будут распущены, а русские войска возвратятся в свое отечество? Не приобретет ли она сперва влияние, а потом и господство над Пруссией, и даже над Австрией, как было доселе? До какой степени должны дойти сии попытки, чтобы вызвать снова для противодействия им такие необъятные усилия, какие сделаны в настоящее время? Да и возможно ли надеяться, чтобы удалось вторично собрать армии столь многочисленные, столь щедро снабженные всеми средствами, столь жаждущие сразиться с общим неприятелем? Не говоря уже о непрочности подобного порядка вещей в будущем, он был бы невыносим для Пруссии и в настоящее время. Она получила бы только области, коих жители никогда не будут ей искренно преданы, области, разоренные войной и могущие вовлечь в излишние расходы, между тем как земли, издревле ей принадлежащие, истощены борьбой, предпринятой с благой целью – достижения лучшего порядка вещей. Из всех четырех условий совершенно удовлетворительными могут считаться только расторжение Варшавского герцогства и увеличение австрийской монархии. Но первое из них не есть уступка со стороны Франции, у которой это владение уже отнято силой оружия; а возвращение Австрии иллирийских областей еще недостаточно для обеспечения ее самостоятельности.
Из всего сказанного явствует необходимость расторгнуть Рейнский союз, в особенности вредный тем, что состоящие в нем владетели не могут выйти из зависимости Наполеону; и к тому же самостоятельность и безопасность Пруссии несовместны с присоединением к сему союзу мекленбургских и ангальтских владений.
На основании этих выводов уполномоченные союзных дворов могут сделать намек посреднику, чему подвергается Австрия в таком случае, когда Россия и Пруссия станут продолжать войну без ее содействия. Но они изъявят это не прежде, как убедившись, что венский двор не считает себя обязанным открыть военные действия против Наполеона на основании конвенции 27 июня. В особенности же они должны всевозможно стараться, чтобы французские уполномоченные не могли заметить ни малейшего разногласия между союзниками и венским двором насчет условий мира.