История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

Получив такого рода предупреждения и наставления, Давид предал еще более строгому заключению своего соперника и вместе с тем просил заступничества Италийского, так как прошения его не достигают до императора Александра.

«Мы просим от его величества той милости, – писал Давид[364], – чтобы, милосердуя о нас, бедных, благоволил, по содержанию грамот от нас и от народа присланных, рассудить или отправил бы к нам нарочного лично разобрать запутанное дело и узнать одобрение собраний и народа. Тогда его величество, получив обстоятельное и верное донесение, рассудит по своему праволюбию, оправдать ли нас и осудить Ефрема, да будет всегда благословенна его воля, которой мы совершенно предаемся. Просим токмо не подавать веры писаниям некоторых беснующихся и лживых людей, но большинству голосов народа, и вследствие того позволить нам власть получить то, о чем просим… Если угодно его величеству, чтобы католикосы сменялись, хотя сие противно нашим законам и нравам, зачем письменно не объявить нам такового повеления своего, ибо мы, рабы Христовы, всегда молим о дражайшем здравии его величества».

Передавая это письмо нашему посланнику в Константинополе, титулярный патриарх Ованес присоединил к нему и свое окружное послание, подписанное многими лицами, для доставления его в Петербург. Послание это, отправленное в Эчмиадзин и разосланное большинству представителей армянского народа, имело целью выставить несомненные права Давида на патриарший престол.

«Божественный Учитель, – говорилось в послании[365], – Им же утверждаемся и славимся, рек в святом своем слове: не судите на лица, но суд праведный творите. Убеждаем вас войти в беспристрастное исследование свойств и дарований католикоса Давида и Даниила епископа; рассмотрите, кто из них двух достойнее, миролюбивее, кротче, благоразумнее, обходительнее, великодушнее, терпеливее, рассудительнее, сановитее, просвещеннее, сладкоглаголивее и кому более преданы вельможи и чернь? Мы не отвергаем достоинств епископа Даниила, но желаем знать, кому свойственнее быть верховным патриархом, и ежели провидением Божиим предизбран Давид, то ужели мы должны противиться воле Бога в угодность непотребных мятежников?

Почему сим и объявляем, что не довлеет нам избирать нового католикоса; что признаем истинным, священнейшим католикосом Давида, а не иного кого; что все грамоты, писанные от общества нашего, были непринужденные и что отправленные в Россию от имени нашего письма суть подложные и ухищрением Ефрема и Эммануила сочиненные, и потому заклинаем вас употребить силу и власть для усмирения мятежного сего духа».

Послание это вместе с прошением Давида было получено в Петербурге 1 июля 1803 года, и так как, по донесению князя Цицианова, не было сомнения, что большинство армян желает иметь патриархом Даниила, то просьбы его противников и были оставлены без последствий. В Константинополе же с нетерпением ожидали ответа, «и буде до конца сего месяца (сентября), – писал Агаеков[366], – никакой милости не будет объявлено, то вы должны разуметь, что дело тяжелеет и опасность предстоит». Он советовал Давиду еще раз попытать счастия и отправить посланного в Петербург, но непременно с деньгами, без которых, по его словам, там сделать ничего невозможно. Агаеков говорил, что тифлисские жители и все сообщники Ефрема донесли «северной державе», что Даниил верен ей, а Давид нет, то и следует последнему, в доказательство своей верности, написать что-нибудь о положении адербейджанских владельцев или же о шахе их. «Видно, что они сомневаются в вас, – присовокуплял Агаеков, – и потому оставляют без внимания все сильные бумаги ваши; если бы не то, зачем бы так противиться: ведь Даниил не в родстве с ними».

Советы эти уже не действовали на Давида, так как пред его глазами совершились такие события, которые не давали ему надежды удержаться на престоле. Настойчивый образ действий Цицианова, его требование о непременном восстановлении на патриаршем престоле Даниила и слухи из Грузии, что русские войска готовятся к экспедиции на Эривань, крайне беспокоили как эриванского хана, так и Давида. Видя в Данииле причину собирающейся грозы, Мамед-хан вытребовал было его к себе в Эривань, но потом снова передал его в руки Давида. Последний, посадив Даниила на лошадь, самым бесчестным образом привез в Эчмиадзин и заключил в глубокую яму. Все считали его заживо погребенным, и князь Цицианов принужден был обратиться к армянам с весьма энергическою прокламацией. Предупреждая их, что намерен силой добиться возведения Даниила на патриарший престол, главнокомандующий требовал, чтоб эчмиадзинское духовенство, армянские мелики и народ оказывали ему должное уважение, и предупреждал, что виновные будут наказаны русским оружием.