История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

Князю Цицианову Мамед-хан писал, что готов признать Даниила патриархом, но с условием, чтобы русское правительство признало и ввело в Ахалцих недавно изгнанного оттуда Шериф-пашу, нашего злейшего неприятеля, сторонника Давида и только что объявленного Портой изменником и бунтовщиком. Такое, по словам князя Цицианова, «несовместное с рассудком требование и ослушание» не могло остаться без наказания, и я, писал главнокомандующий[359], «не предвижу надежнейшего способа, как употребить силу оружия, которое не далее как в апреле намерен я перенести в область Эриванскую».

Главнокомандующий был намерен, как только гористые места, лежащие на пути, обнажатся от снегов, следовать в Эривань, с шестью батальонами, возвести Даниила на патриарший престол, наказать Мамед-хана Эриванского за его упорство и оставить в крепости гарнизон в том случае, если армянское купечество согласится, как обещало, снабжать его провиантом. Бремя это для экспедиций на Эривань князь Цицианов признавал наиболее удобным и благоприятным. Дагестан и вообще все горские жители, стесненные русскими войсками, должны были помышлять не о набегах, но о собственной защите. Баба-хан, «столь страшный в Персии, но к военному делу совершенно неспособный», был занят волнениями в Хоросане и не мог подать помощи пограничным с нами ханам и владельцам, искавшим поэтому или покровительства, или союза с Россиею. Одним словом, положение наше в Закавказье было тогда таково, что, по мнению князя Цицианова, «три полка комплектных пехоты, один полк регулярной кавалерии, в пополнение войск, в распоряжении моем находящихся, и сто тысяч серебром, единовременно вверенные мне на чрезвычайные и непредвидимые расходы, поставили бы меня в положение действовать наступательно и, по благоуспешном покорении Эривани, пройти в Нахичевань, а оттуда в Шушу и тем самым из предполагаемого занятия границ по Куру и Араке выполнить главную часть со стороны Персии в течение сей же кампании»[360].

Предвидя грозу, эриванский хан приготовлялся к обороне, запасался провиантом, собирал войска и намерен был противиться, если бы русское правительство захотело силой водворить Даниила в Эчмиадзине. Давид также делал необходимые распоряжения на случай движения русских войск. Он писал в Константинополь, что русские намерены прибыть в Эчмиадзин, но не для того, чтоб оставаться там, а забрать всю святыню и вместе с Даниилом возвратиться в Россию. Под предлогом сокрушения о падении престола Давид просил константинопольского патриарха Ованеса выхлопотать у Порты фирман, разрешающий ему, когда начнется война, отправиться на жительство в Учкиллису или монастырь Св. Карапета.

В ответ на это он получил от своих друзей не только успокоительные, но и обнадеживающие письма, Давиду писали, что Тамара отозван в Петербург, где получил высшее назначение, а на место его посланником в Константинополь назначен А.Я. Италинский, «человек хороший» и готовый будто бы поддержать лжепатриарха. Перемена эта, в глазах сторонников Давида, имела весьма важное значение: они надеялись иметь поддержку в Константинополе и в Петербурге.

«Посланника Тамару, – писал Давиду Степан Арютинов[361], – вызвали для определения на место Сергея Лазаревича (Лашкарева), который есть правитель дел, касающихся Грузии, и член двора императорского во втором собрании совета. Но посланник Тамара не согласился на то, почему и определен он в главное правительства собрание, где присутствуют двенадцать человек, от коего все прочие присутственные места зависят и которое именуется сенатом. Сие случилось к благополучию св. престола и собственно вашему. Нужно написать к нему поздравление, в коем упомянуть нечто об обстоятельствах владельцев ваших и о прочем, чтобы чрез то подать ему повод объясниться с императором о вас и доказать, что вы верны его империи, тогда не будет в вас сомневаться по словам врагов. Если вы сие сделаете, то я надеюсь, что посланник Тамара окончит сию распрю тем, что либо дастся вам грамота, или позволено будет прибыть, туда посланным от вас».

В случае если бы последних разрешено было отправить в Россию, приверженцы Давида просили его снабдить их деньгами.

«Не время теперь жалеть деньги, – писал Оглуев[362], – чрез них все вперед пойдет. Вы видите, что они (приверженцы Даниила) все сделали чрез деньги, и знаете, что кроме издержек Ефрема они более 500 мешков употребили, но все на ветер, а наши издержки с успехом».

Чтобы вернее достигнуть цели, Давиду советовали написать приветливое письмо Италийскому, не оставлять при Данииле архиепископа Нерсеса, а бывшему константинопольскому патриарху Григорию обрить бороду[363]. «Из Петербурга Григорий пишет, – присовокуплял Оглуев, – что Ефрем думает вывезть Даниила в Тифлис; остерегайтесь и старайтесь не упустить его из рук. Если он будет в Тифлисе, то злейшие дела родятся; Нерсеса отделите от него, лучше будет».