История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

Лазарев заметил посланнику, что имеет точные сведения, зачем хан призывал Даниила[349], знает о насильствах, ему сделанных под видом сохранения от опасности, и считает долгом заметить, что патриарх армянского народа может быть признан в этом сане только тогда, когда утвержден русским императором.

– Я должен просить вас, – прибавил Лазарев, – донести хану, что за все оскорбления, нанесенные Даниилу, он должен будет дать ответ не словесный или письменный, но подвергнет себя гневу его величества и будет раскаиваться.

– Хан повинуется высочайшей воле, будет оказывать Даниилу полное уважение и признает его патриархом, когда удостоверится, что есть на то воля государя. Шериф-паше хан дает убежище отнюдь не с теми мыслями, чтобы затевать что-либо ко вреду Грузии, а принимает его как гостя и человека несчастного, которому желает оказать помощь и вновь поставить пашой Ахалцихским. Хан поручил мне ходатайствовать у русского начальства в Грузии, чтоб ему не было в том препятствия, и дозволено было войскам эриванским пройти чрез Грузию к Ахалциху.

– Этого дозволено не будет, – отвечал Лазарев. – Таким намерением хан обнаруживает нерасположение к Грузии и делает поступок, неприличный доброму соседу.

– Почему же вы оказываете помощь карсскому паше, который не соблюдает дружелюбных обязанностей с ханом Эриванским, и препятствуете моему хану наказать карсского пашу?

– Карсский паша подданный союзного государя, сохраняет с Россией дружбу и обязанности спокойного и благонамеренного соседа и тем обязывает нас оказывать ему взаимно приязнь и вспомоществование.

В заключение своих слов генерал Лазарев заметил, что не обещаниями чрез посланных хан может надеяться заслужить высочайшее покровительство, но точным исполнением воли императора и дружелюбными поступками.

– Хан ничего более не желает, – ответил уклончиво персиянин, – как быть достойным милостей императора. Часто случалось, что шах требовал свыше мер возможности, и тогда хан всегда избавлялся от его требований одним средством – заявлением, что он имеет сильнейшего в свете соседа, русского императора, к которому и прибегнет с искательством защиты.

– Тем удивительнее, – заметил Лазарев, – нынешнее поведение хана и его надежда на шаха.

При прощании посланный просил принять подарки в знак дружбы, но Лазарев отвечал, что примет их тогда, когда хан будет исполнять высочайшую волю.

– Хан мой крайне обидится таким отказом, и я уеду с огорчением.

– А я считаю за обиду, – отвечал Лазарев, – когда хан, нарушая обязанности благонамеренного соседа и оставляя в забвении все мои советы в течение трех лет, присылает теперь мне подарки.

– Подобные же подарки, – заметил наивно Мегмед, – я привез и правителю Грузии Коваленскому; он с удовольствием их принял.

Лазарев все-таки отказался, но обещал написать письмо, чтобы не подвергнуть посланного ханскому гневу.

В день свидания посланного с генералом Лазаревым было перехвачено ответное письмо мелика Априама к Ивану Бегтабекову.

«Что вы предлагали, – писал мелик[350], – святейшему патриарху Давиду иметь тайную дружбу с г. Коваленским и прислать ему вина, Сорочинского пшена и другое, извольте знать в точности, что как святой монастырь построен не в тайном месте, так и святейший патриарх не тайно существует; это всем известно и смело проповедуется между всеми армянами, то почему же он должен тайно вести дружбу с Коваленским? Если он есть истинный приятель, то должен свое усердие предъявить явно, за что и получит тогда принадлежащие и достойные его особе подарки; но чтобы то было не тайно, а явно, ибо тайна как нас от разноплеменных приведет к стыду, так и его, Коваленского, от единоверцев своих…

Вникните же хорошенько в то, что я вам пишу. Для чего делами упредили, и в каком положении остаются они, ибо избранный быть патриархом (Даниил) находится в ногах святейшего патриарха Давида, со всепокорностию и преданностью и со всеми его дезертирами (?). Уже копия с фирмана привезена ныне, так завтра и подлинный привезется, потому что с ним Григорий архимандрит, который был в Царьграде патриархом, уже в Эрзеруме. Тогда-то все сказки, слухи и злоба уничтожатся, а потом и не для чего им будет иметь с нами тайное дружество, ибо оно нам не нужно. Но если хотят святейшему нашему оказать дружбу, то поистине и явно».

Между тем, собираясь уехать из Тифлиса, Мегмед-Али-бек, встретившись на Мейдане (в то время площадь тифлисского предместья) с памбакскими агаларами, высказывал им свое сожаление, что генерал Лазарев не принял подарков, говорил, что он сделал это потому, что хан не исполняет воли императора и не соблюдает дружественных отношений. Случившийся при этом Бегтабеков пригласил к себе как Мегмеда, так и агаларов. Объявив им, что Давид утвержден султаном, Бегтабеков просил персиянина не огорчаться отказом Лазарева.