История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

Сверх того, объявляю, что отныне впредь желаю лучше посвятить свою жизнь помышлению о спасении души и потому обещаюсь не только при жизни пастыря нашего (Давида), но если моя жизнь долее продолжится его жизни, не желать и не домогаться достоинства католикоса, и если другие меня к тому возбуждать будут, то не приму. В знак совершенного раскаяния налагаю проклятие на все то, что писал для извещения о моих поступках против св. престола и избранника Божия, и, призывая во свидетели Бога и истину святой Троицы, с совершенным раскаянием говорю: согрешил пред Богом, св. престолом и достойно избранным католикосом всех армян».

Отречение это, подписанное Даниилом и многими другими епископами, было тотчас же разослано повсюду, и, опираясь на него, Давид надеялся добиться признания его Россией в достоинстве патриарха. В утверждении же тегеранским двором Давид не сомневался. Принятые Баба-ханом подарки и значительные суммы, переданные в разное время эриванскому хану, были для него верным ручательством. К тому же Мамед-хан считал Даниила приверженцем России и, следовательно, человеком, далеко не сочувствовавшим его видам. Стремясь к независимости и в большинстве случаев не признавая власти слабого персидского правительства, Мамед нуждался в поддержке и содействии главы армянского духовенства, имевшего влияние не только на большую часть подвластного хану населения, но и на армян, живших в соседних провинциях. Вот причина, почему эриванский хан так настаивал на утверждении патриархом Давида, и лишь только узнал о состоявшемся отречении Даниила, тотчас отправил с подарками в Тифлис своего посланного с поручением разведать об образе мыслей представителей русской власти: генерала Лазарева и Коваленского.

Посланный прибыл в столицу Грузии 31 декабря, а в день нового года, поздно вечером, явился к Лазареву мулла с объявлением, что чиновник эриванского хана Мегмед-Али-бек, до поездки своей в Тифлис, был у сардара Пир-Кули-хана с донесением, что русское правительство настоятельно требует возведения Даниила на патриарший престол. Так как Давид утвержден уже фирманом султана, то, по словам Мегмеда, хан и поддерживает его, тем более что если Даниил будет утвержден патриархом, то все армяне перейдут на сторону России. Пир-

Кули-хан не высказал ни одобрения, ни порицания и заявил, что по делу избрания армянского патриарха он донесет Баба-хану. Такой неопределенный ответ заставил эриванского хана предполагать, что тегеранский двор, не отдавая предпочтения ни тому ни другому лицу, намерен в своих поступках сообразоваться с желанием русского правительства и, быть может, отдаст предпочтение Даниилу. Всегда двуличный и коварный, Мамед, желая выйти из затруднительного положения, поручил своему посланному сказать генералу Лазареву, что ожидает инструкции от Баба-хана.

Предуведомленный о цели приезда Мегмед-Али-бека, Лазарев принял его на другой день нового года.

– Хан, свидетельствуя вам свое почтение, – сказал персиянин, – просит о продолжении дружбы.

– Я за честь себе поставляю сохранять дружбу, – отвечал Лазарев, – и от хана зависит продолжить ее исполнением высочайшей воли и поступками, свойственными спокойному и доброму соседству.

– Когда существовало Грузинское царство, то и тогда хан был в приязненных с ним отношениях, а тем более теперь, когда Грузия состоит в подданстве России. Хотя хан имеет над собою властителя в лице шаха (Баба-хана), но считает за удовольствие оставаться с Грузией в дружелюбных отношениях.

– Я давно привык признавать хана добрым соседом, но с некоторого времени он поступками своими доказывает противное. Во-первых, не исполняет воли его величества о признании Даниила патриархом, и, зная, что он утвержден в этом сане грамотой русского императора, не только не оказывает Даниилу должного уважения, но, напротив, дозволяет делать ему обиды. Во-вторых, хан дает убежище в своих пределах лицам, враждебным России, – выгнанному из Ахалциха Шериф-паше, который всегда привлекал в Грузию хищников, и, наконец, я первый раз слышу, что хан признает над собою власть шаха Персии, тогда как сам искал покровительства русского императора.

– Русское начальство в Грузии, – отвечал Мегмед, – само предлагало хану признать Давида патриархом армянского народа, хан согласился, и Давид получил утвердительный фирман султана.

– Хотя это и справедливо, – заметил Лазарев, – но после, по желанию императора, султан утвердил патриархом Даниила.

– Первейшие армяне в Эривани хлопочут, чтобы по фирману, прежде данному, удержать патриархом Давида. Хан, будучи ими убеждаем, не хочет признавать Даниила. Что хан в этом случае не руководится ни интересом, ни злобой, служит доказательством то, что когда Даниил находился в Баязете, то хан, узнав о покушении на его жизнь, приказал отправить его в Эчмиадзин. Получив же ваше письмо, призвал к себе Даниила, подарил ему халат и дает монастырь, в котором он будет архиепископом.