Владыка мой! те люди, кои дружбу и любовь ко мне имели, теперь отвратились в противную сторону
При всем том, благодетель мой, нисколько не страшитесь раздора сего здесь и в Царьграде, от побуждений некоторых последовавшего. Не забудьте, что во время покойного Гукаса (патриарха) оный (раздор) был более, кольми паче соперники были тогда сильны, а нынешние твои соперники совершенно бессильны. Борьба первых продолжалась три года, а ваша, напротив, еще только несколько месяцев продолжается. Имейте твердый дух и не опасайтесь в надежде на предстательство и помощь святых мощей, в ведении вашем состоящих. Не жалейте серебра и злата ради чести своей, поелику все вы можете приобрести, кроме имени и чести, коих, упаси Бог, если лишитесь, никогда более не приобретете. О чем единственно вы и должны с твердостию стараться.
От хана вашего (эриванского) не отставайте; здесь скоро ослабеет и ослабела уже здешняя власть (Ефрема), а наипаче здешний народ не отстанет от святого эчмиадзинского престола и не захочет быть под властью Учкиллисы или монастыря св. Карапета. Если есть способ, напишите письмо Кноррингу и через посредство князя Соломона отдайте ему сумму. От него зависит, как уведомить императора, и как он присоветует хану, так и будет. Поспешите присылкой к нему через князя письма, но так напишите, что когда кончится дело, то столько-то имеете вы ему заплатить. Равно напишите и к генералу Коваленскому, который также знаком князю Соломону; он есть тифлисский гражданский губернатор, меня очень любит, и все обстоятельства, прошедшие и настоящие, ему известны.
Не огорчайтесь, что епископы теперь задержаны; по причине той сие случилось, что у них карманы полны (?). Я от себя писал, чтоб они спешили исполнить необходимое и доставить сюда письма, весьма здесь нужные. С Богом все совершится по желанию вашему.
Дважды писал ко мне князь Соломон сими словами:
К Ефрему же не знаю откуда, но дня не проходит, чтобы по три и по пяти тысяч и разные вещи не присылались бы, чем он и ослепляет глаза у всех. Я даже на дневное пропитание не имею, а входить в долг не смею, вспоминая прошедшие несправедливости. Что же касается до труда, то я живота своего не пожалею, как теперь один, так и по приезде епископов, и не для того, чтобы надеялся получить от вас воздаяние, нет, но чтобы светильник отца моего не погас, и что, может, могиле его воздадите вы честь…
Поверь мне, владыко мой, что все приятели мои и друзья удалились от меня, узрев мою бедность, кроме отличных душевно любезных мне Семена Сергеевича (Иванова), астраханской таможни директора, князя Парсега (Василия) и г. Симона, нам верных, кои подобно орлятам летая окружают меня и самих себя посвящают в хранении особы вашей, не жалея собственности своей – да благословит их Бог за это. Недавно Семен Сергеевич, при письме своем, исполненном обнадеживанием, прислал тысячу рублей, коих стало мне на один месяц.
Об обстоятельствах здешних со всею подробностию и об успехе действий моих уведомил я письмом живущего в Константинополе Геворка Агаекова, благодетельного посланника (Тамару) и смирнского архиерея архиепископа Мартироса. Наш протоиерей Стефан с коликою верностию трудится в Цареграде и какие письма посылает в Индию, того перо мое не в состоянии изъяснить; я не упускаю ни одной почты писать к нему и более его усиливать.
Письмо архиерея Мартироса, поелику писано на имя посланника, а от сего последнего сюда прислано, то министры не представили оное императору, но я писал в Константинополь и Смирну, чтобы писали на имя императора и оное ко мне доставили для перевода и поднесения государю.