Посвятив Григория в архиепископы, Давид отправил его в Россию для управления армянскою церковью. В Моздоке он встретил со стороны своих соотечественников полное неудовольствие и нежелание признать его своим пастырем[323]
. Подозревая в этом интригу Ефрема, Григорий тем не менее продолжал свой путь, надеясь победить врага и достигнуть своей цели. Приехав в Нахичевань (на Дону), он нашел там имя Давида провозглашенным в звании католикоса и верховного патриарха. Видя, что дела здесь идут удовлетворительно для него и его сообщника, Григорий, желая ковать железо, пока горячо, торопился в Москву, чтоб и там склонить армян на свою сторону.Прибыв 20 сентября в первопрестольную столицу России, он не встретил там того, что ожидал. Он нашел там архиепископа Ефрема, деятельно хлопотавшего о возведении на патриарший престол Даниила. Григорий узнал, что Ефрем, как глава духовенства всех армян, живших в России, присутствовал при коронации императора, что он осыпан милостями государя и, будучи ему представлен, имел случай доложить императору некоторые подробности по делу избрания патриарха. Видевшись с тремя братьями Лазаревыми[324]
, архиепископ Григорий убедился, что и они принадлежат к противной ему партии. Чувствуя свое одиночество, но не желая сознаваться в этом, Григорий писал Давиду, что останется ему верным, будет хлопотать об утверждении его патриархом, но для этого ему необходимы деньги, без которых сделать ничего невозможно. По его словам, архиепископ Ефрем и Лазаревы «обратились к императорским вельможам» и при помощи подарков и обещаний достигли до императора.«Царь, тронутый фальшивым плачем Даниила, – писал Григорий лжепатриарху Давиду[325]
, – повелел послу Тамаре вас, владыку моего, сменить с патриаршества и возвести в таковой сан Даниила, ибо, сказано в рескрипте, вся нация желает последнего. Хотя я и старался объяснить все необходимое придворным и приближенным ко двору, но ложь наших противников на этот раз оказалась сильнее нашей правды. 5 сего октября воспоследовало о сем высочайшее повеление, и Ефрем торжествует: он отправляет во все концы света письма об этом повелении.Хотя я также писал послу Тамаре и другим все необходимое, но настоящее императорское повеление такое строгое, что трудно приостановить его. Вот, если бы вы поспешили прислать к императору Карапета варданета (монаха) с прошением, быть может, тогда можно будет надеяться на благоприятный исход сего дела. Вам нужно серьезно подумать об Ефреме…[326]
Если же не поспешите привести эти меры в исполнение (в отношении Ефрема), то знайте, что повеление государя немедленно будет приведено в исполнение, и тогда наши старания пропадут даром. Неужели вы деньги предпочитаете себе? В то время, когда мы не щадили ничего и всюду чинили и клеили, вдруг здесь рвется на нашу погибель…
Не раз я говорил вам: владыко, приготовь подарки царю, а вы все откладывали, и вот последствия. Поспешите хоть теперь сделать то, что следовало сделать раньше. Вы отказались уведомить астраханских армян о моем назначении, вы писали некоторым личностям, что епископского сана я добился силою персидских войск… Я все предаю забвению, ибо пора все это оставить, но знайте, что честь моя принадлежит вам и обратно, а потому подумайте добиться победы… Хотя враги наши и сильны, но я здесь не перестану стараться, уповая на ваши святые молитвы; если же вы поспешите прислать сюда Карапета с прошениями, то и я, воодушевившись, получу энергию и буду хлопотать. Теперь у меня ничего нет, денег ни гроша не осталось, ибо все, что у меня было, все это вместе с сундуком похищено у меня в Осетии. Я лишился не только денег, но и драгоценностей. Поверь, что не имею чем нанять карету, а без денег и на двор не пускают.