История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

Эчмиадзинский капитул два раза избирал его единогласно; армяне, жившие в России, Турции и Персии, одобрили этот выбор и охотно признали его главою церкви, но по настоянию России он был устранен, отправлен в Тохат и вследствие того невольным образом подвергнут гонению. Преследование Даниила придавало ему еще большее значение в глазах армян, и общий голос народа был обращен в его пользу. За него стояли константинопольские армяне и эчмиадзинский синод, за него просили императора 283 человека армян, живших в Астрахани, 353 человека, жившие в Кизляре, 77 человек – в Моздоке и 33 человека духовной армянской консистории. Независимо от этих просьб, получено было нашим правительством письмо от находившихся в Эчмиадзине архиепископов и епископов, просивших за Даниила. Они писали, что хотя и приложили свои печати на листе о признании Давида патриархом, но просят не принимать их за действительные, так как сделали это по насилию и истязанию Давида и по угрозам эриванского хана, которого Давид, при посредстве подкупа, имеет на своей стороне[317]. Всегда особенно внимательный к народному голосу, император Александр не мог не обратить внимания на все эти просьбы и при ближайшем рассмотрении всех подробностей дела не мог, по чувству справедливости, не склониться в пользу Даниила.

«Положение дела об избрании армянского патриарха, – писал он тайному советнику Тамаре[318], – с того времени, как поручил я вам у двора константинопольского принять в нем участие, здесь в самых существенных его отношениях переменилось, и стекшиеся с разных сторон о нем сведения дали ему совсем другой оборот.

«Завещание покойного патриарха Иосифа, на коем первое положено было основание к избранию Давида, по ближайшем исследовании, найдено никогда не существовавшим. Возведение его на патриарший престол в Эчмиадзине действительно произведено вооруженною рукой и усилием хана Эриванского.

Народ армянский, не только в странах турецких, но и в России обитающий, призывает на престол Даниила, и прошения ко мне от разных армянских обществ и от самого Даниила достигшие единогласно утверждают сие избрание. Уважения сии в правилах моих столько представляются мне сильными, что не могу я колебаться отступить от той поверхности, которую над расположением турецкого министерства знанием и деятельностью вашею в сем деле вы снискали; и хотя по последним вашим реляциям утверждение Давида на патриаршем престоле должно считать совершенно конченным, но сколько бы право перевеса в выборах армянских патриархов, утверждением сим одержанное, ни казалось для России выгодным, я лучше хочу па сей раз им пожертвовать, нежели пренебречь глас народный и прикоснуться к нарушению справедливости, выше всего мною чтимой.

А потому и поручаю вам объявить министерству турецкому, что соглашаюсь я с Портой на утверждение Даниила патриархом араратским, сколько во уважение причин выше приведенных и хотя поздно, но с достоверностью ко мне дошедших, столько и в знак моего искреннего желания во всех случаях беспристрастно искать истины и на ней основать и поддержать доброе согласие, между нами существующее. Впрочем, благоразумию вашему предоставляю я дать поступку сему весь вид благоприятности, какой по существу своему для турецкого министерства иметь он может, и представить его в надлежащей цене и соответствии к податливости Порты на первое мое желание».

Почти одновременно с этим константинопольские армяне в лице архиепископа Ефрема получили протест от армян, живших в России и укорявших нацию в несоблюдении законов при избрании патриарха.

«Проснись, Константинополь! – писал архиепископ Ефрем[319]. – Проснись и виждь, как от слабости и беспечности нации нашей разрушились основы веры нашей, законы и учреждения наши в театральное зрелище превратились, истинный светильник веры нашей под спудом утаен, разум человеческого рода испорчен и не чувствует он болезни. Что же причиною всем сим неустройствам? Не что иное, как отсутствие любви и единогласия.

Мы, горестные единоверцы, лишившись царства, душевно утешаемся, что имеем в руках наших престол, Христом основанный, престол святого просветителя нашего, коим и славимся во всех нациях. Ныне эта слава соделалась нам поруганием в целом свете. Неужели сила тамошних святых уменьшилась? Нет, но мы сами сделали светозарный дом тот домом разбойников. Горе тебе, Константинополь! Ибо, стоя за правду, единогласно и единодушно утверждал ты договоры быть преемником святого просветителя по избранию всей нации, а ныне ты не народному повинуешься голосу.