«Известно вам, – писал император тайному советнику Тамаре[312]
, – что, при последнем утверждении армянского патриарха Иосифа в сие достоинство, российский двор принял равное с Портою Оттоманской участие и тем приобрел себе право, по настоящему положению Грузии, довольно для нас важное, сделать предмет сей и на будущее время от себя зависимым. Известно также вам должно быть, что патриарх Иосиф, будучи в Тифлисе, скончался. При кончине своей сделал он завещание, коим в преемники себе назначил находящегося в Константинополе титулярного патриарха Иоанна (Ованеса) или наместника монастыря в Эчмиадзине, архиепископа Давида. Но завещание сие при исполнении его встретило сильное противоречие со стороны мелика Эриванского, юсбашей и прочих первостатейных чиновников, домогающихся возвести на патриарший престол бывшего в заточении у Порты Оттоманской титулярного патриарха, архиепископа Даниила.Известись о сем через нашего генерал-лейтенанта и астраханского военного губернатора Кнорринга, вместе с тем из отзыва к нему бывшего при покойном патриархе архимандрита Григория узнали мы, что назначенный противоборствующею стороной архиепископ Даниил не имеет той приверженности к престолу российскому, какая предполагается в избранных патриархом (Иосифом) лицах, что архиепископ сей имеет пребывание свое в турецком городе Тохате, что, впрочем, сторона, соединившаяся в пользу архиепископа Давида, одного из лиц патриаршего избрания, доселе остается еще сильнейшею и что, наконец, довел он, архимандрит Григорий, все сии обстоятельства до сведения хана Эриванского, давно уже ищущего покровительства России, – я счел нужным дать вам знать о всех сих подробностях, дабы, соображаясь с оными и применяясь к сведениям, какие вы по сему предмету иметь можете, нашли вы удобнейше наклонить диван, чтобы, устранив от назначения архиепископа Даниила, согласился с нами на утверждение одного из лиц, покойным патриархом избранных, дав из них предпочтение тому, кто найдется приверженнейшим к России, по сведениям вашим и генерал-лейтенанта Кнорринга, коему мы со своей стороны поручили действовать и с которым не оставьте вы снестись, будучи уверены, что, приняв дело сие в ваше особенное уважение, употребите вы все зависящие от вас меры к совершению его сообразно нашей воле, пребываем вам благосклонны».
Передав высочайшее повеление рейс-эфенди, Тамара при свидании с ним указал на двух лиц, рекомендованных покойным Иосифом, присовокупив при этом, что император признает, однако же, справедливым предоставить выбор эчмиадзинскому «капитулу»[313]
. Рейс-эфенди отвечал, что он готов сделать угодное русскому императору; но скоро Тамара узнал, что в тайном собрании константинопольских банкиров решено было, не приступая к выбору нового патриарха, утвердить прежний выбор Даниила. Тамара заявил о том рейс-эфенди и тем поставил его в крайне затруднительное положение. Константинопольские армяне обещали ему пятьдесят мешков денег, если примет сторону Даниила и настоит на его избрании.«Челеби Мустафа, – писал Тамара, – в прежнем звании своем тефтердаря новых доходов, им же изобретаемых, мог легко закрывать наклонность к любостяжанию, но в звании рейс-эфенди нет ничего нового, доходы известны, как наименование чина – и порок его обнаружился».
Получив подробные известия обо всем происшедшем в Эчмиадзине, рейс-эфенди обрадовался этому и стал уверять Тамару, что насильственный поступок Давида возбудил негодование армян, тем более сильное, что он вместе с эриванским ханом старался оклеветать Даниила, два раза избранного армянами главой их церкви.
– Даниил известен Порте с хорошей стороны, – говорил рейс-эфенди, – и поведением своим в достоинстве здешнего патриарха столь привязал к себе нацию армянскую, что армяне отказываются приступить к новому выбору патриарха, считая уже Даниила своим пастырем по прежнему выбору. Порте пришлось бы употребить насилие для принуждения подданных своих оставить Даниила и утвердить Давида, сделавшегося ненавистным своими насильственными поступками. Сверх того, Порта имеет многие побудительные причины поступать ласково с подданными ей армянами, желала бы поощрить известные ей достоинства Даниила и не понимает, почему возведение его в патриархи могло бы повредить спокойствию границ России, ограждаемому могуществом империи.
– Рассуждения ваши о спокойствии границ российских, – отвечал Тамара, – простительны, как министру посторонней, хотя и дружественной державы, и вы вольны черпать ваши соображения из каких угодно источников, хотя бы и от константинопольских армян. Но мне нельзя принимать поучения, противные наставлениям моего правительства. Сверх того, мне кажется, что обоим нам надлежало бы верить друг другу в чистосердечии по делам взаимным. Держась твердо такого правила, я никогда не отвергал мнений министерства Порты о внутренних и внешних беспокойствах империи, хотя они иногда вовсе не согласовались с мнением моего двора.