– Я, нижайший пастырь ваш, – продолжал патриарх, – молю непрестанно всеблагого Бога, да продлит дни нашего монарха со всею порфироносною его фамилиею.
– Да укрепит Бог дни нашего государя великого Павла, всероссийского императора! – отвечал народ.
По окончании речи патриарха прочтен манифест на русском, армянском и грузинском языках и отслужен благодарственный молебен.
В то же самое время капитан егерского полка Таганов, с 24 казаками, ездил по улицам Тифлиса и читал манифест на русском, грузинском, армянском и татарском языках.
После церковной службы патриарх Иосиф угощал знатнейших лиц обеденным столом, который был накрыт в палатках, раскинутых в церковной ограде. Звон колоколов в течение целого для, а вечером иллюминация города закончили торжество объявления манифеста.
Объявление манифеста произвело в народе самое радостное впечатление.
«Живучи здесь полтора года, – писал Лазарев, – еще не видал такого совершенного удовольствия, как нынче существует. Со дня получения манифеста все как снова переродилось и ожило; даже можно сказать, что сердятся, если их назовут грузинами, а не говорят, что они русские».
Г. Золотарев, отправленный Кноррингом с манифестом в Грузию, вез с собою и письма к царевичам, по которым они приглашались в Санкт-Петербург. Призывая лиц царского дома к выезду в Россию, император обещал лицам женского пола полное материальное обеспечение, а царевичам награды и деревни. Желающим вступить в службу обещано принять чинами, приличными их званию.
Царевичи Иван, Баграт и Михаил, дети покойного Георгия, тотчас же изъявили желание отправиться в нашу столицу.
Они выехали из Тифлиса 9 марта, а 15 марта выехал и царевич Мириан. Прибыв на Кавказскую линию, царевичи просили Кнорринга, чтобы все принадлежащие им имения оставались непременно в том же положении, чтобы крестьяне были послушны их семействам и исполняли все предписания. Кнорринг поручил Лазареву наблюдать за исполнением просьбы царевичей.
28 марта царевичи отправились из Георгиевска, а 12 мая приехали в Петербург.
Братьев же покойного царя в Тифлисе не было. Теймураз жил в Гори, Вахтанг в Душете, а остальные в Имеретин, куда ушли они с 296 человеками свиты.
Вахтанг один принял с радостию – хотя, конечно, только наружною – известие о присоединении Грузии к России и вместе с царицею Дарьею отправил письма к царевичам, ушедшим в Имеретию, с просьбою возвратиться в свое отечество. На предложение же ехать в Россию он отговаривался тем, что будто бы Кнорринг поручил ему заботиться о продовольствии проходящих в Грузию русских войск. В сущности, он думал дотянуть до весны и сделать в Грузии новое замешательство при помощи окрестных владельцев. К царевичам Юлону, Парнаозу и Александру отправлено было также приглашение ехать в нашу столицу. Князь Мочабелов, с которым послано приглашение, нашел царевичей в Чалах, за день езды от Кутаиса. Они расположились лагерем, который обнесли плетнем. Свита их простиралась до 300 человек обоего пола. Не имея средств к существованию, царевичи обратились о том с просьбою к имеретинскому царю Соломону, своему родственнику. Царь наложил на всю Имеретию подать, известную под именем «подати для грузин». Каждый двор должен был дать по два пуда хлеба и по восьми туног вина.
Получив от князя Мочабелова письма, царевичи тщательно скрывали их от своих приближенных, на вопросы которых отвечали, что все это старое, что все сочинено Лазаревым, а что государь ничего не знает о том, что делается в Грузии.
Царь Имеретинский Соломон, бывший в то время у царевичей, по прочтении писем на другой же день оставил лагерь и уехал в Кутаис. Призвав к себе перед отъездом Мочабелова, Соломон II объявил ему, что никогда не приглашал к себе царевичей, но когда они приехали к нему сами, то, как близкий родственник, считает себя обязанным дать средства к их существованию.
Переговоры Мочабелова с царевичами продолжались недолго. Они объявили, что для них лучше умереть в Имеретии, «чем выехать в Грузию или отправиться в Россию».
Царевич Юлон приказал сказать Давиду, что напрасно он дурачится – «веселится титулом наследника, а теряет царство». Царство находится 1700 лет в его роде, а он его теряет. Юлон говорил, что теперь их зовут в Россию, а скоро Давид и сам будет туда же призван. Остальные лица царской фамилии, бывшие в Грузии, смотрели также недоброжелательно. Даже католикос Грузии, царевич Антоний, совершавший торжественную службу, при чтении манифеста «не мог скрыть своего неудовольствия, на лице изображенного».