История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3

Не радовались некоторые члены царского дома, зато радовался народ. Посланные с манифестом в разные места Грузии отовсюду привезли известие, что народ принял его с радостию; только в Памбаках магометане не изъявляли особого восторга. В Грузии стало спокойно «так, как нельзя лучше желать». Многие князья, ушедшие с царевичами в Имеретию, узнав о публиковании манифеста, ежедневно возвращались в свои дома или присылали письма с просьбою о прощении. Князья наиболее влиятельнейших в Грузии фамилий, каковыми были сардар Орбелиани, Тумановы, мелик Бебутов, Аргутинский-Долгоруков, обнаружили искреннюю преданность России. «О доме же князей Чавчавадзе и Авалова, коих семья пребольшая и имеющая большое влияние над здешними, быв весьма к России привержены, говорить уже нечего».

При таком единодушии, конечно, не могло обойтись без исключений. Лица, которые до того пользовались влиянием в правлении, занимали важные места, бывшие часто наследственными в роде, «и, имея способы к грабительству и обогащению», не могли быть довольны новою судьбою Грузии, зная, что поступки их не будут безнаказанны и произвол их будет ограничен. Таких лиц оказалось немного, и они все были известны наперечет…

Несмотря на весьма ограниченное число таких лиц, они успели, однако, подействовать на царевича Давида и свернуть его с прямого пути. Тайно от Лазарева он стал отнимать имения у одних и отдавать их другим лицам, по своему к ним расположению. Царица Марья жаловалась Лазареву на пасынка, что, по его приказанию, моуравы прибили ее человека, посланного в имения царицы за сбором доходов, и выгнали его оттуда.

Давид отнял у княгини Мухранской цилканское архиерейство. После смерти армянского архиерея тот же царевич самовольно разделил его имение на три части: одну взял себе, другую отдал одному из князей, а третью предоставил монастырю[518]. Это своеволие было до того тягостно народу, что грузины всякий раз радовались, когда узнавали, что кто-нибудь из царевичей оставлял Грузию и уезжал в Россию. «Народ и преданные столь рады отъезду царевичей, – доносил Лазарев, – что я вам описать не могу, и некоторые почти громко кричат, что большая государева милость была бы последних всех взять».

Царевич Давид продолжал между тем свои происки. Он уговаривал князей, при введении нового правления, писать императору и объявить, что они желают иметь его царем. Чтобы склонить их на свою сторону, Давид, пользуясь временною властию правителя Грузии, раздал многим из них деревни, принадлежавшие до того времени царевичам, удалившимся в Имеретию. В случае неудачи он думал уйти в горы и потому подарками ласкал лезгин, раздавая им свои вещи.

Когда же поступки царевича стали известны, то Давид на сделанное ему замечание отпирался и уверял, что ничего подобного не делал. Он окружил себя молодыми людьми, не заслуживавшими никакого внимания и не пользовавшимися достаточным уважением общества. Советуясь постоянно с ними, царевич часто делал промахи и возбуждал к себе нерасположение грузин. Все еще искавший утверждения на престоле, но мало имевший к тому надежды, Давид сделался «пасмурен», скрытен и замкнут в себе самом. Он ясно видел, что расчеты его не оправдались, что дела идут вовсе не так, как он предполагал…

Давид неоднократно говорил Лазареву, что находит перемену в поступках нашего правительства против просьб покойного царя Георгия; что если Юлой будет утвержден царем Грузии, то он уйдет к туркам. Окружавшие царевича, видя, что правление их и влияние продолжатся весьма недолго, пользуясь его слабостию и наклонностию к разгулу и разврату, находили всегда удобный случай к грабежу и набиванию карманов.

«Порядочные же люди, – доносил Лазарев, – все только нетерпеливо ожидают, чтобы поскорее здесь введен был порядок наш».

Об этом заботился также и петербургский кабинет.

Присоединяя царство Грузинское на вечные времена к своей державе, император Павел обещал сохранить ее жителям все права, преимущества, полное обеспечение собственности каждого и оградить народ от всяких внешних нападений и внутренних неустройств[519].

Исполнение последнего обещания требовало непременного введения войск в Грузию. На собственные силы грузин полагаться было нечего: хотя, по словам лиц, стоявших во главе управления царства, грузины и могли выставить до 50 000 войск, но цифра эта была крайне преувеличена. При тогдашнем междоусобии и неустройстве страны царь не мог бы собрать и трети этого числа. Правда, хотя из князей было много хороших и довольно храбрых наездников, но пехота грузинская, составленная из мужиков, «никуда не годилась, исключая тушинцев, пшавов и хевсуров, живущих в горах». К тому же все эти войска были так «застращены, что без подкрепления даже с самым слабым неприятелем дела иметь не могли».