Султан Елисуйский писал также, что он желает служить русскому государю, как служил при графе Валериане Зубове.
Кнорринг, получив сведение о желании ханов, сообщил Лазареву, чтобы тот не только удерживался от всяких приглашений к подданству, но даже и наказание горских народов за набеги на границы царства оставил до того времени, когда в самой Грузии водворится порядок и мы тверже укрепим в ней свое владычество.
Таким образом, главною задачею командовавшего войсками являлись полное обеспечение границ и защита их.
Сделав новое размещение войск, соответственно потребностям[528]
, Кнорринг оставил Грузию и отправился в Санкт-Петербург.Глава 19
Двадцать два дня пробыл Кнорринг в Грузии.
15 июня он был уже на линии и собирался отправиться в Санкт-Петербург.
По мнению его, внутреннее и внешнее положение Грузии было таково, что с одними своими силами она не могла ни противостоять властолюбивым притязаниям Персии, ни отражать набеги окружающих ее горских народов. После нашествия Ага-Магомет-хана Грузия была так слаба, что из 61 000 семейств, насчитываемых до нашествия, теперь в ней оказывалось едва 35 000 семейств.
Действия и поступки внешних врагов Грузии не могли не быть приняты в особенное внимание нашим правительством. Царство прилегало: на восток к аварам, лезгинам и прочим дагестанским народам; к западу граничило с турецкими владениями и Имеретией; к югу прилегало к Ганжинскому и Эриванскому ханствам; на севере окаймлялось разными кавказскими народами, соседними нашей Кавказской линии.
С севера Грузии не предстояло большой опасности, но со стороны востока и юга она подвержена была беспрестанным нападениям дагестанских народов и ганжинского хана. Последний отыскивал права свои на Шамшадыльскую провинцию, давно приобретенную оружием грузинским. Многочисленные силы аваров и лезгин были всегда вредны для Грузии. Живя грабежом и разбоем, занимаясь беспрестанно войною – или по найму, или в надежде получить добычу, – народы эти многочисленными толпами вторгались в Грузию, открытые границы которой не представляли к тому никаких затруднений. Горы и леса внутри страны и неимение готовых войск поощряли воровское вторжение лезгин. Поселяне, не имевшие у себя удовлетворительного оружия, сами должны были отражать набеги. Со стороны Ганжи Грузия также не представляла препятствий ни естественных, ни искусственных. Путь персиянам был так удобен и открыт, что они в одни сутки из Ганжи могли явиться под стенами Тифлиса. Ганжинский хан считался лучшим проводником персиян: он провел к Тифлису и Ага-Магомет-хана при вторжении его в Грузию.
Турки хотя сами собой не делали покушений, но сопредельные паши, начальствуя в областях наследственно и содержа свое собственное войско, комплектовали его лезгинами и другими дагестанскими народами. По обыкновенному своеволию и неукротимости лезгины впадали иногда со стороны Ахалциха в Карталинию и разоряли ее селения. В отражении их Грузия не могла даже надеяться на своих единоплеменников имеретин, причинявших им более вреда, чем пользы. Поступки имеретин при вторжении Ага-Магомет-хана свидетельствуют, насколько могла положиться Грузия на их содействие.
Сами же грузины не могли противостоять неприятелю. Народ был в крайнем порабощении у дворянства, наблюдавшего только собственную свою пользу. Большинство князей и дворян делились на две враждебные партии. Царевичи Юлон и Давид были представителями этих двух партий, из которых более многочисленною казалась партия Юлона. Обе стороны не хотели уступить друг другу, и Грузия, предоставив одному из царевичей престол, должна бы была вынести предварительно жестокое кровопролитие и междоусобную брань, и тогда уже «из печальных остатков своих составить слабую тень самобытного царства», для того чтобы подвергнуться или самовластию персиян, или грабежу других хищных народов.