История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3

Главнокомандующим в Грузии и на Кавказской линии назначили генерал-лейтенанта Кнорринга, а действительного статского советника Коваленского – гражданским правителем вновь присоединенной страны. Ни тот ни другой не стояли на высоте своего призвания и не пользовались добрым мнением грузин. Кнорринг не умел примениться к народному характеру и еще при первом посещении Тифлиса своими действиями возбудил нерасположение народа. Что же касается до Коваленского, то, состоя в качестве министра при дворе последнего царя Грузии Георгия XII, он «навлек на себя от царя, вельмож и народа неудовольствие».

Как только в Тифлисе узнали о назначении Коваленского, то царевич Баграт тотчас же написал канцлеру письмо, в котором просил его вызвать Коваленского в Россию, как человека не терпимого грузинами. Царевич просил вместо Кнорринга и Коваленского определить других, «дабы, – писал он, – в грядущие времена, как мы (лица царской фамилии), так и народ грузинский не могли лишними обременять его величество просьбами».

За двумя главными деятелями тянулась целая серия чиновников, назначенных в состав верховного грузинского правительства, без всякого разбора, и своим поведением подававших о себе весьма невыгодное мнение. Не зная ни характера народа, ни его языка, они запутывали и затягивали все дела. Еще до приезда Коваленского во временном грузинском правлении в Тифлисе, как в единственном месте решения всех гражданских дел, накопилось их такое число, что генерал Лазарев принужден был, прежде объявления манифеста, открыть гражданские суды в Гори, Кизихе (Сигнахе) и Телаве. Мера эта не много помогла делу. Недостаток знающих русский и грузинский языки был так велик, что сам главнокомандующий Кнорринг едва мог отыскать в Кизляре священника, который один исполнял при нем должность переводчика в течение нескольких лет. «Из сего можно заключить, – писал впоследствии князь Чавчавадзе, – каково было положение присутственных мест, лишенных необходимого средства – знания языка. Тогдашние переводы состояли из слов, набросанных на бумаге без всякого смысла, и следственно, не все обстоятельства дела были известны судьям». Такие же непонятные решения и определения выдавались и просителям. Грузины выходили из судов, не зная, кто из них прав и кто виноват.

Все это заставило находившихся в Петербурге грузинских депутатов, князя Герсевана Чавчавадзе и Палавандова, обратиться с просьбою к императору о перемене как Кнорринга, так и Коваленского. Депутаты хлопотали о том, чтобы главным начальником в Грузии назначили кого-нибудь из знатнейших лиц страны или одного из царевичей. Государственный совет, на рассмотрение которого была передана их просьба, нашел, что император, принявший на свое попечение благосостояние грузинского народа наравне с русскими подданными, «относит к своему попечению и назначение главных начальников».

Таким образом, желание послов и народа осталось неисполненным. Князь Чавчавадзе, не теряя еще надежды на успех, обратился тогда к Лошкареву и просил его содействия, как лица, через которое шли все просьбы грузин. Лошкарев, находясь в то время на службе в Иностранной коллегии, был назначен, вместе с графом Ростопчиным, для ведения переговоров о присоединении Грузии к России и принял в этом деле самое живое участие, оставшееся, однако же, без успеха. Он сообщал князю Куракину, «что вся Грузия не терпит Коваленского»; что он имеет множество писем от послов, царевичей и других лиц Грузии, которые единогласно писали, что они его, «по известным причинам, терпеть у себя не могут».

Не дождавшись ответа Лошкарева, посол князь Чавчавадзе отправил в Грузию один экземпляр манифеста и штат. Он сообщал своим родственникам, что все поручения, которые он имел от покойного царя, не исполнились. «Царство уничтожили, – писал он, – да и в подданные нас не приняли. Никакой народ так не унижен, как Грузия… Вы еще имеете время, чтобы общество написало сюда одно письмо, дабы я здесь ходатайствовал о нашем состоянии, просил иметь царя и быть под покровительством. Знайте, если будете просить царя – дадут. Если же в полномочии мне не доверяетесь, то отправьте сюда одного кого-нибудь из вас, – ему и мне дайте полную волю, и мы оба будем стараться о совершении сего дела…»[531]

Среди разнообразных толков и пересуд грузины встретили новый, 1802 год.

Генерал-майор Лазарев, начальник нашего военного отряда, явившийся в Грузию в звании полкового командира еще при жизни Георгия XII, знал об обнародовании манифеста в Москве и Петербурге, но, не имея никаких официальных распоряжений, оставался в нерешимости и затруднении.