Танец горцев отличается от бойкой лезгинки жителей равнины. Большая часть горных жителей пляшут нечто вроде лезгинки, но в их пляске, в особенности у тавлинцев, нет тех живости и отваги, которые так характерны для этого танца. Пляшущие кружатся друг около друга, нагнув голову, подняв кисти рук на уровень плеч и делая небольшие однообразные па ногами. Женщины, опустив рубашку и концы своих платков и горизонтально подняв руки, «точно как распятые ходили взад и вперед медленными шагами, как бы скользя, и при этом делая концами рук разные фигуры, то сжимали пальцы в кулак, то открывали их».
Другой танец исполняется двумя шеренгами – женщин и мужчин. Обе шеренги, встав лицом друг к другу, в такт хлопков то отступают, то наступают, затем переходят опять в лезгинку, причем каждый кавалер танцует со стоящей напротив него дамой, а самый порядок танца начинается с правого фланга.
В разгар пляски более ловкие и горячие танцоры стреляют под ноги своим дамам из пистолетов, заряженных пулями, а другие, сняв сапоги и зажав в зубах клинок шашки, пляшут то вприсядку, то на кончиках пальцев, перекидывая под коленями из руки в руку два обнаженных кинжала. «Щебенка раздирает им ноги до крови, и потому иногда догадливый хозяин приказывает усыпать место, выбранное для танцев, саманом». Несмотря на это, горцы веселятся, и веселятся от души.
Далеко за полночь начинается торжественное шествие жениха к молодой супруге. Его провожает толпа только из одних мужчин. При их приближении свахи и подруги отводят невесту в назначенную для молодых комнату. Повалявшись на приготовленных постелях и проверив, будет ли удобно молодым, все девушки выходят во двор и встречают жениха песнями. Молодой входит к супруге, и толпа расходится, у дверей комнаты остается только один товарищ жениха караулить, чтобы кто-нибудь из посторонних не подслушал молодых. У казикумухцев (лаков) караул соблюдается весьма строго, а вот у горцев аварского племени дружки и свахи, обязанные следить за этим, изменяют новобрачным и позволяют молодежи подслушивать в самом удобном для этого месте. Окружив саклю почти со всех сторон, любопытные слышат каждое слово новобрачных, смеются и подтрунивают над ними. Так продолжается иногда несколько дней, пока молодой муж не пригрозит любопытным оружием, а иногда и не приведет своей угрозы в исполнение. Так, в 1869 году житель селения Бетль Аварского округа Халип-Хапи-оглы ранил кинжалом односельчанина Гусейна Хаджиов-оглы за то, что тот подслушивал ночью у окна новобрачных.
В некоторых общинах в сакле молодых остаются ночевать двое из родственниц невесты, провожавших ее в дом жениха. «Здесь участие этих женщин выражается в сценах еще более цинических, чем какие бывают в свадебных обрядах у низших классов некоторых славянских народов на другой день, – от показаний свах».
В шамхальстве Тарковском и ханстве Мехтулинском в случае, если невеста оказалась нецеломудренной, молодой выстрелом из окна возвещает об этом публике и изъявляет затем неудовольствие ее родителям за дурной присмотр за дочерью. У джаро-белаканских лезгин выстрел означает совершенно противоположное и служит объявлением радости молодого и выражением признательности тестю и теще за девственность дочери. У жителей Нагорного Дагестана обычая стрелять из окна не существует.
«Не отвергая того, – говорит Н. Львов, – что девица должна тщательно сохранять целомудрие, они вместе с тем не претендуют за потерю его. Такая непретендательность основана на существующем с незапамятных времен у горцев убеждении, что девушка-горянка легко может лишиться своей невинности без участия мужчины от тяжких работ, которыми девушки начинают заниматься с очень ранних лет, от лазанья по скалам и прыганья через рвы. Кроме сказанных причин, этому способствует женское очищение, начинающееся у горянок очень рано. Последнее предположение, по словам ученых, основано на учении некоторых толкователей Корана».
На другой день, рано утром, товарищ жениха будит молодого и ведет его в
Весь этот день зурна гудит до поздней ночи, гости танцуют, молодежь джигитует, и на улице, перед домом молодых, стреляют из ружей и пистолетов. Толпы народа снуют взад и вперед, а женщины смотрят с террас своих домов, укутанные в свои покрывала. Они любуются, как молодой джигит, бросив поводья, на всем скаку встанет на лошади вверх ногами, как, проскакав в таком положении довольно порядочное расстояние и выстрелив несколько раз из ружья, он, легко и ловко перевернувшись, сидит уже на своем азиатском седле. Несколько слов одобрения – и он снова решается на подобную рискованную и опасную штуку…