История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1

«Горцы, – говорит Львов[269], – достигнув почтенного возраста, когда и здоровье не позволяет заниматься хозяйством, передают все свое состояние, исключая деньги, детям, которые, в свою очередь, сделавшись независимыми хозяевами, оказывают родителям полное пренебрежение, в особенности матери. Непечатная брань (такая брань не осуждается горцами, хотя бы она произносилась женщиной или девушкою, что часто можно слышать), достающаяся иногда на долю стариков, нередко побои и различные оскорбления переносятся ими с бессильным ропотом. Стариков не сажают с собою за стол, особенно когда есть в доме чужой человек, не обмывают, не обшивают их, дурно кормят и чего-чего не претерпевают они в старости лет». Словом, стариками, которые, по обычаю, пользуются почетом в народе, пренебрегают родные дети.

Такою-то благодарностью пользуются горцы от детей взамен душевной любви, которую они питают к ним, когда те находятся в младенческом возрасте. «Не все мужчины, к какой бы нации они ни принадлежали, способны так пламенно выражать любовь к детям, как горцы. Они нянчатся с ними целое лето, когда мать занята полевыми работами, и делаются нянькою в полном смысле этого слова, ухаживая за детьми и исполняя все – не только без отвращения, но с особенным наслаждением».

Отсутствие родительской ласки и суровый вид, принимаемый отцом и матерью каждый раз, когда им приходится говорить с ребенком, причина того, что сыновняя любовь к родителям неизвестна дагестанцам. «До сих пор, – пишет Абдулла Омаров, – не могу дать себе отчета, чувствовал ли я к нему (отцу) когда-нибудь любовь, как к родителю. Мне кажется, больше всего я имел к нему чувство уважения и страха, какое подчиненный питает к своему строгому начальнику. Этим я не хочу сказать, что я его мог ненавидеть или когда-нибудь ненавидел. Напротив, я почитал его больше, чем всех других, но только как единственного человека, имевшего право распоряжаться нашим домом, заботившегося о благосостоянии нашем и имевшего неограниченную власть надо мной. Его присутствие меня тяготило, а когда он уходил из дому, я чувствовал себя свободнее. Что же касается до матери, то я любил ее. Она меня ласкала и часто уступала моим капризам. Мое расположение к ней тем более усиливалось, что в моих глазах она была слабее относительно отца и казалась беззащитной; я никогда не видел, чтобы отец плакал от чего-либо или чтобы когда-нибудь била его мать; даже и в то время, когда он обижал ее, она не говорила ему ничего обидного, только плакала, и он всегда оставался грозным победителем. Но сказать по совести, едва ли я питал и к ней нежную любовь. Не помню, чтобы когда-нибудь я поцеловал ее, да и ни за что бы я на это не решился; даже не говорил ей ласкательных слов, как другие дети, хотя весьма немногие говорят: «Да будешь ты, мама, здорова! милая мама, доброе сокровище мое!» и проч. А когда говорила она мне ласковые слова, то я сердился; если же это было в присутствии других, то очень конфузился. Мне казалось, что она нарочно обманывает меня, чтобы только я послушался ее. Обычные буттай (папа), бабай (мама) мне казались не больше как собственными именами».

В общем итоге семейной жизни горца выходит все-таки, что самая печальная участь приходится на долю женщины. Хорошо еще, если она имеет многочисленную родню, которая, по обычаю, может заступиться за нее и если не облегчить ее положение в семье, то по крайней мере потребовать развода. Последний производится весьма легко и часто случается между туземцами.

Расторжение брачного союза – одно из самых обычных явлений в жизни дагестанцев. Причины, побуждающие горцев к разводу, редко бывают основательны, а незначительный кебин позволяет мужчине легко найти средства для приобретения новой подруги жизни. С целью, по возможности, прекратить разводы, Шамиль постановил, чтобы муж, отпуская жену, выдавал ей кроме кебина все то, что жена принесла ему из дома родителей, а если с женщиной отпускались и дети или когда развод проходил во время беременности, муж обязан был дать содержание: детям – до совершеннолетия, а жене – до вторичного выхода замуж или до окончания беременности. Последний срок, по правилам шариата, мог продолжаться до трех лет, то есть до возобновления известных физических отправлений женщины.

Против такой неприятной меры горцы применяли сначала хитрость такого рода: отпуская жену, муж находил свидетелей, которые подтверждали, что все имущество, находящееся в доме, принадлежит не хозяину, а продано или взято на время. После такого заявления женщина теряла право на собственность и уходила из дома мужа в самом безвыходном положении.

Против этого нехорошего, по выражению Шамиля, обычая он издал низам, или постановление, согласно которому все движимое и недвижимое имущество горца, находящееся в его доме или в его руках, признается его неотъемлемой собственностью до тех пор, пока он окончательно не обеспечит жену, с которой разводится, всем, что ей следует, и только уже затем имущество могло быть передано в другие руки.