«Удостойте, государь, – писал он, – милостивого взгляда донесение мое. Я видел собственными глазами довольно большую часть Дагестана, видел население его и удостоверился, что страна сия может во многих отношениях приносить нам великую пользу или быть весьма опасною в случае войны с собственными державами. И без намерения смирять страну сию оружием должен был я просить о прибавлении к Грузинскому корпусу трех полков пехоты и двух рот легкой артиллерии. Чрезвычайное земли пространство, неодолимые препятствия в скором войск соединении или перемещении, сильные в средине народы, нам враждебные, все убеждает меня просить об укомплектовании корпуса в три дивизии пехоты.
Соизволите, ваше императорское величество, удостоить внимания, что я, кроме артиллерии, не имел с собою ни одного человека из войск, линии принадлежащих, и что по самой необходимости Кабардинский полк мог из Кахетии попасть в Дагестан. Так повсюду войск здесь недостаточно».
Этот недостаток в боевых средствах заставил главнокомандующего после нескольких сильных угроз объявить горцам прощение и дозволить возвратиться в свои дома, с тем, однако, условием, чтобы на будущее время горцы в точности исполняли все обязательства. Описавши в прокламации к народу поступки аварского хана, главнокомандующий объявил его изменником и именем императора лишил генерал-майорского чина и получаемых им 500 рублей жалованья.
Из Дженгутая, через Параул, Ермолов перешел в Карабудагкент, отстоявший на восемь часов езды от г. Башлы, в окрестностях которого действовал отряд генерал-майора Пестеля.
Пестель, по приказанию главнокомандующего, выступил 14 ноября из Дербента по дороге к Дарбаху. Беспрерывная вьюга, глубокий снег и мороз препятствовали быстрому движению, и Пестель с большими затруднениями достиг до р. Малой Бугами. В отряде его был большой недостаток патронов и артиллерийских зарядов;
в дербентском артиллерийском парке не было почти вовсе запасов. Пестель должен был вытребовать четыре ящика патронов из Кубы и Зиахура и, раздав их отряду, состоявшему из 1800 человек, едва мог снабдить каждого солдата не более как 60 патронами. Недостаток подвод делал подвоз провианта из Дербента затруднительным; дрова доставлялись с большим трудом, а лошадей, за выпавшим снегом, кормить было нечем; они питались небольшим количеством фуража, доставленного шамхалом. Медленность движения Пестеля дозволила горцам приготовиться к обороне. Каракайтагцы, акушинцы и другие их соседи укреплялись в Хан-Мамед-Кале, куда ожидали прибытия и беглого Ших-Али-хана.
Уцмий вел себя двулично; боясь повредить сыну, он казался спокойным, но добровольно позволил занять Хан-Мамед-Кале и помогал возмутителям. Его сын, которого он просил возвести в достоинство уцмия, по приказанию Ермолова, был взят и отправлен в Дербент. Адиль-хан жаловался на это, но главнокомандующий отвечал, что того требуют обстоятельства, что он приказал отвести ему в Дербенте особый дом и сделает все, что можно лучшего, для семейства и самого Адиль-хана. «Полезно, однако же, – писал Ермолов[447]
, – чтобы ваше высокостепенство более полагали надежды на российское правительство и знали, что не Дагестан сделает вам добро. Верьте мне, и будете довольны».Генерал Пестель прошел между тем через деревни Хан-Мамед-Кале, Дели-Чобан, Берекей и Джими-Кенд, разорил их до основания, разогнал мятежников, сжег все их хозяйственные запасы и подошел к с. Башлы. Предуведомленные о движении русского отряда, башлинцы отправили свои семейства в горы, но имущества всего забрать не успели, надеясь защитить его собственными силами. С приближением же войск к укреплениям они бросили их и ушли в горы, оставив в наших руках несколько фальконетов и одну небольшую пушку. Селение Башлы было занято нашими войсками, уцелевшие дома были преданы огню, запасы хлеба, скрытые в ямах, истреблены, и сено сожжено. Жители окрестных селений прислали к Пестелю кадиев для испрошения прощения, с обещанием служить русскому императору. Приняв их милостиво, Пестель потребовал, чтобы к нему были приведены старшины деревень, и, опасаясь быть задержанным непогодою, выступил обратно в Дербент[448]
.В это же время главнокомандующий присоединил к России навсегда селения: Кулецму, Урум, Оглы, Апши и отдал их в управление особого лица, которому они должны были повиноваться. Жители селений Мюрага, Утемиш, Алходжа, Гаша, Хусейн-Кенд, Кая-Кенд, Мамаул, Малые Гимры и Бурдаки, как оказавшиеся верными, объявлены по-прежнему вольными. «Закон ваш будет уважаем, – писал им Ермолов[449]
. – Никогда войска российские не тронут вашего имения, напротив – будут вас защищать. Кроме великого российского государя, вы никому не должны повиноваться; войскам дано повеление признавать вас государя подданными».