История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6

Имеретины роптали на то, что духовенство их, «представляющее образ Христа», терпит поругание, тогда как жившие между ними евреи пользуются свободою при устройстве своего духовного правления[533].

Князья и дворяне Бакинского округа собирались в значительном числе в квартиру окружного начальника и требовали от него объяснений, с какою именно целью производится описание помещичьих священников.

– Мы не желаем и не позволим описывать, – говорили более горячие головы, – а если поступят противно нашим желаниям, то из этого могут выйти дурные последствия.

То же самое заявили князья и дворяне Шаропанского округа своему окружному начальнику. В местечке Сачхерах, принадлежавшем князю Церетели, прибывшие туда чиновники были посажены в крепость Моди-Нахе. Князья объясняли такой поступок тем, что вынуждены будто бы были скрыть их от народа, требовавшего выдачи чиновников для немедленной высылки их в Грузию[534]. Лица, посланные в округ Рачинский, Мингрелию и Гурию, не были допущены к описанию и возвратились без всякого успеха. Отправляя в Мингрелию архимандрита Афанасия и с ним родственника Дадиана, имеретинского князя Григория Церетели, экзарх Феофилакт поручил последнему сказать князю Левану Дадиану: «Если заповеди моей не исполнишь, то ты будешь причиною падения твоего княжества и предания владения». Слова эти, переданные князем Григорием Церетели в присутствии многих мингрельцев, испугали Дадиана.

«Чем я согрешил?» – спрашивал владетель Мингрелии и решился разъяснить свое положение. Он писал Ермолову, что готов содействовать всякому преобразованию, но просил не отчуждать имений в ведение синодальной конторы, потому что имения эти составляют не церковную, а его собственность; что церковными они названы потому только, что доход с них предоставлен временно архиереям вместо жалованья, «но выгоды от них, – писал Дадиан[535], – и повинности, в виде гоми, вина и денег, принадлежат мне, как и другие собственные имения в моем владении; дворяне и крестьяне тех вотчин служат мне и, чтобы не распространяться, – обязательства их ко мне всегда были те же, как и собственных моих вотчин».

Сознавая, что отчуждение имений ограничит и без того незначительные средства в жизни, князь Леван Дадиан уверял главнокомандующего, что он лишится возможности не только прилично содержать себя, но и снискивать дневное пропитание, и принужден будет просить о лишении его звания правителя.

– Но тогда, – спрашивал Дадиан Ермолова, – будет ли исполнена высочайше утвержденная грамота о непоколебимости владения моего, нелишении меня имений моих и владения, которое всемилостивейший государь утвердил за мною и следующими по мне владетелями, как было при моих предках? И как подтвердится письмо, всемилостивейше пожалованное мне и матери моей в 1806 г., коим удостоены мы обещанием утверждения нашего владельчества и ненарушимости покровительства государя, в залог чего дана нам и икона Влахернской Богородицы? Письмо это вы рассматривали, и на подлиннике его изображено имя ангелоподобного государя моего, и как же письмо то будет исполнено, если случится так, как выше сказано?

Ермолов отвечал, что правительство вовсе не имеет в виду стеснять владельцев в правах и преимуществах, но желает дать лучшее устройство духовной части; что трактат никогда не будет нарушен, и имения, приносившие доныне доход церкви и духовенству, из ведома его никогда исключены быть не могут. То же самое было сообщено и владетелю Гурии, не менее Дадиана страшившемуся описания церковных имений. Оба владельца успокоились, но в Имеретин беспокойства усиливались, так как правительство, из боязни уронить в глазах народа важность высочайшего указа, продолжало описывать церковные имения.

Противники этой меры, преимущественно князья и дворяне Шаропанского округа, собрали значительное скопище и первые подняли знамя восстания; к ним присоединились многие из обывателей Кутаисского округа. Во главе недовольных стояли: князь Николай Абашидзе, сильный в Шаропанском округе, и тамошние дворяне Пирон Гунсадзе, Григорий Чхеидзе, Хахута Кикнадзе, Леван Мачавариани и присоединившийся к ним из Кутаисского округа дворянин Леван Кочичашвили.

При их деятельности число недовольных быстро возрастало и в Рачинском округе в короткое время достигло до 2000 человек, которые, скитаясь толпою по селениям с оружием в руках, призывали жителей к соединению с ними. Увещание окружного начальника и его просьба разойтись не действовали.

«Мы чувствуем свою вину, – говорили ему коноводы, – и, опасаясь за то наказания, стараемся усилить толпу, чтобы можно было защищаться. Мы не оставим своего предприятия, пока присягою не утвердим и не заставим жителей последовать за нами».

Имея при себе только 45 человек конвоя, окружной начальник перешел в селение Квара, а мятежники заняли селение Химши, где было заготовлено продовольствие для войск и находилась большая часть ротного имущества. Генерал-майор Курнатовский отправился сам к мятежникам, которые пришли к нему на Квирильский пост.

– Для чего вы собрались? – спросил Курнатовский.