История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6

Если бы переманил он от нас 500 или тысячу семейств, это нас не разорит, и люди порядочные не перейдут к нему. Не век жить будет шах; кончится сила сестры Мехти-хана, и на него смотреть никто не захочет. Аббас-Мирзе много хлопот будет с братьями, и мы во время суматохи все возвратить можем. Рассуди обо всем с разборчивостью!

Если же его еще не взяли с границы или узнаете вы, что не намереваются удалить, тогда можно, продолжая с ним изредка секретные сношения, предложить следующее: мне не приличествует вызывать беглеца и обещать ему содержание, но если он сам, надеясь на великодушие государя, явится ко мне, прося спокойного убежища, я, достойно милосердия его, не откажу ему содержания. Никакой бумаги от него не нужно и быть не должно, ибо нет условий с тем, кому делается милость. Четыре тысячи червонцев, конечно, дать можно, но вспомните, любезный друг, что с ним явится несколько людей, у которых взято в казну все имение, и они также будут просить или о содержании, или о возврате взятого. Надобно женам дать способы особенно, и это уже не 4000 червонцев будет.

Может быть, не осмелится Мехти-хан явиться сам, то наклонить его к сему можно посредством Ростом-бека, которому дайте сие наставление. Ему поверит он во всем. Если и бесполезному человеку дадим мы деньги, по крайней мере, за них будет ужасно стыдно персидскому правительству, что от него бежит человек, недалеким будучи родственником шаха.

Между нами сказать, мы, подержавши несколько хана в Тифлисе, отправим в Россию».

Мехти-хан не решился возвратиться, а между тем Ермолов, вскоре после его бегства, сам отправился в Карабаг, лично привел к присяге жителей города Шуши, приказал сделать то же во всем ханстве и учредил городовой суд или диван, обеспечив многих преданных нам лиц раздачею земель или назначением жалованья, которым они не пользовались при хане, главнокомандующий привлек к себе всеобщее расположение населения.

Осмотрев Карабаг и введя в нем русское управление, А.П. Ермолов проехал по многим местам Ширванской провинции и остался в восторге от всего им виденного.

«Обозрев прелестные наши мусульманские области, – писал он А.В. Казадаеву[682], – я тебе, как другу, сказать откровенно могу, что восхищался мыслью, сколько введение в них управления российского послужит в короткое время к их улучшению. Сколько ни противится вера сих народов всякому просвещению, сколько истолкователи оной, по озлоблению на христиан, ни охлаждают против нас, не могут они не чувствовать выгод благоустройства, которые достаточно объясняет одно обеспечение – неприкосновенность собственности.

Введение нашего управления есть дело, мне нераздельно принадлежащее, и меня утешает польза, правительству принесенная! Может быть, на сие и совсем не обращается внимания, но я награжден собственным чувством удовольствия… Как чувствую, друг любезнейший, недостаток сведений моих по обширности моих занятий; как досадна мысль, что непременно впаду во множество погрешностей, которых, при некоторых познаниях, даже весьма обыкновенные люди удобно избегают. Все мои усилия недостаточны, и я, бывши некогда изрядным солдатом, грущу, что вполовину не таков, сделавшись администратором».

«Графу Румянцеву, – писал Алексей Петрович в другом письме[683], – как вельможе, столько заботящемуся о просвещении и большие пожертвования делающему для полезных открытий, предлежит на его иждивении прислать сюда несколько ученых людей, для описания здешней страны и населяющих ее народов! Это был бы памятник, его достойный! Скажи ему слегка мысль сию в разговоре».

Прибыв в город Старую Шемаху, главнокомандующий вызвал к себе начальствовавшего в Дагестане генерал-майора барона Вреде и командиров Апшеронского и Куринского полков. Последние заявили о неудобствах расположения войск в городе Кубе, отличавшемся дурными климатическими условиями и вредным влиянием на здоровье нижних чинов.

«Давно желал я, – пишет Ермолов в своих записках, – избавиться неопрятного и гнусного города, в котором войска подвергались всегда необыкновенной смертности, но, по недеятельности и лености барона Вреде, не мог того достигнуть». Избрав лично селение Кусары, на речке того же имени, для штаб-квартиры Апшеронского полка, главнокомандующий, в январе 1823 года, приказал перенести туда управление Кубинскою провинциею. Куба была упразднена, посты в Чираге, Ричи и Кураге уничтожены[684]. Для штаб-квартиры Куринского полка было равномерно избрано место неподалеку от Дербента[685], и на командира полка, полковника Верховского, было возложено управление Табасаранью и Каракайтагскою провинциею.

В Дагестане было все спокойно, и крепостные работы в Бурной продолжались. Назначенный для того отряд, под начальством подполковника Евреинова[686], состоял: из одного батальона Апшеронского, одного батальона Куринского полков, 2-й пионерной роты 8-го батальона, 4 орудий и 30 линейных казаков.