С прибытием Евреинова горцы лишились надежды овладеть транспортом, рассеялись в разные стороны, но не переставали тревожить отряд и вели перестрелку до самого вечера. Остановившись на равнине у селения Кафер-Кумыка, подполковник Евреинов устроил каре из повозок и расположился на ночлег. Горцы заняли окрестные высоты, окопались и собрались в числе до 10 000 человек.
В 2 часа утра 14 августа они всеми силами спустились с гор и атаковали наш отряд, но, встреченные картечью, были отбиты. Первая неудача не остановила неприятеля, и атаки повторялись беспрерывно до 8 часов утра, когда совершенно рассвело и Евреинов сам перешел в наступление, выгнал неприятеля из селения, взял некоторые завалы и утвердился на командующих высотах. «По окончании сражения, – доносил он, – я приказал тотчас повесить четырех пленных койсубулинцев и не позволил хоронить их убитых без особого приказания». Оставив на месте до 300 тел и пытаясь, по обычаю, взять их с поля сражения, горцы в течение целого дня вели самую ожесточенную перестрелку. На следующее утро, 15 августа, подошли к отряду две роты Апшеронского и две роты Куринского полков, конвоировавшие транспорт с боевыми припасами, отправленными в отряд Евреинова. С прибытием их горцы скрылись в ущельях, и когда на следующий день Евреинов двинулся к Параулу, то мехтулинцы явились просить помилования[698]
.Не обещая исполнить их просьбы, Евреинов потребовал аманатов и передал их, 26 августа, прибывшему в Параул генерал-майору Краббе, а сам отправился в Тарки. Теперь, когда, после понесенных поражений и потерь, мехтулинцы сами искали покорности, Мехти-шамхал стал их подговаривать, чтобы они просили не назначать к ним русского пристава, а отдать в управление шамхала. «Поведение шамхала, – доносил Краббе[699]
, – требует объяснения. В минувшие беспокойства он много виноват, подав трусостью своею дурной пример подвластным, которые, видя оную, питая к нему ненависть и, судя по его страху о могуществе неприятеля, без всякого отлагательства и охотно пристали и содействовали противной стороне. Между тем, он, по окончании военных действий, заступается за многие деревни, доказывая их невинность, дабы показать перед народом, что он им покровительствует, желая через то не быть предметом мести за наказание, определяемое правительством».«Он слаб до того, – писал Краббе в другом донесении[700]
, – что, желая оказать всякому заступление, сделался покровителем всех мошенников, кои всегдашними его врагами были и останутся, и, не видя собственного своего через такое поведение вреда, ревностно защищает их, уверяя в верности их и преданности правительству».Население видело в шамхале человека слабого, корыстолюбивого и жадного. Подвластные шамхалу неохотно повиновались ему, и жители селений Эрпери, Караная, Ишкарты и других разделились на две партии, из коих одна, состоявшая из людей зажиточных,
желала тишины и покоя, а другая – из людей бедных и бездомных, требовала сохранения данной присяги поддержать Амалат-бека. Унцукульцы также разделились на две стороны: одна требовала удаления Амалата, а другая старалась ему покровительствовать. Партия противников восторжествовала, и Амалат принужден был удалиться в Андию. Горцы постановили не просить прощения у русских, но оставаться спокойными; в случае же нападения защищаться всеми силами.
В Аварии было тихо, и вдова умершего просила утвердить ханом ее сына, но Ермолов назначил ханом Сурхая, сына Гебекова. Семейству умершего Ахмед-хана было объявлено, что оно тогда только может воспользоваться покровительством русского правительства, когда выедет из Аварии. Предвидя, что вдова на это не согласится и что при перемене правления могут произойти беспорядки, главнокомандующий сам отправился из Тифлиса на линию и приказал перейти из Кабарды в Тарки 1-му батальону Ширванского полка с четырьмя орудиями.